БОЛЬШОЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ПУТЕВОДИТЕЛЬ
Шрифт:
Хуже того, прежнего религиозного порыва трудно было ждать и от его паствы. На мировосприятие благородного рыцарского сословия все более разлагающее влияние оказывала светская куртуазная культура - изящная, воспевающая земные радости, а если и зовущая на подвиг - то скорее ради благосклонности дамы сердца, а не во славу креста.
Но светильник веры никогда не гаснет, и всегда находятся сердца, в которых в трудную пору он воспламеняется особенно ярко. Таким сердцем обладал французский аббат Бернар Клервоский - вдохновенный проповедник, богослов-мистик и давний недруг Пьера Абеляра. Ему папа и поручил вдохнуть в христиан
Одним из первых внял призыву Бернара молодой французский король Людовик VII. Его угнетал тяжкий грех - во время недавней усобицы в Шампани он приказал поджечь церковь, в которой укрылось около тысячи человек, и вряд ли кто из них спасся. Поход в Святую Землю представлялся королю ниспосланным свыше средством избавления от угрызений совести. По натуре он был человеком добрым, может быть, даже излишне мягким.
Когда проповедник и король вместе вышли к народу - восторг был неистовый. Бернар стал раздавать людям матерчатые кресты, и те принялись тут же нашивать их на одежду. Когда кресты закончились, он разорвал свое одеяние, чтобы из лоскутов нарезали новые.
Добившись успеха во Франции, Бернар Клервоский направился в Германию. Там уже поработали проповедники, но несколько иного уровня. Толпа поняла их на свой лад и отвела душу, громя евреев. Зачем далеко ходить?
С появлением Бернара погромы прекратились. Слышавшие его Речи начинали принимать его за святого. Они полностью соглашались, что проповедник предлагает самый подходящий способ выражения религиозного чувства.
На соборе немецких иерархов в Шпейере Бернар предложил свой план действий. Крестоносное наступление одновременно на трех фронтах: на Пиренейском полуострове, против балтийских славян и в Сирии. Последний театр военных действий должен стать основным.
Больше всех колебался - идти или нет?
– германский император Конрад III. Его постоянно отвлекали проблемы со своими герцогами. Но проповедник привел ему неотразимый аргумент: сможет ли властитель, проявивший нерадение, оправдаться, представ перед Спасителем на Старшном Суде? Он, который был награжден свыше таким могуществом? Император растрогался до слез и сразу же стал готовиться к выступлению.
Двинулись два войска - французское и немецкое. В обоих было примерно по 70 тысяч рыцарей, а простых воинов - без счета. Когда добрались до Константинополя, борцы за веру сразу же принялись за старое - начали грабить предместья. Византийский император Ма-нуил тоже был научен опытом предшественников - поспешил переправить крестоносцев через Босфор в Малую Азию.
Еще при подготовке к походу папа призвал верных своих воинов поменьше отвлекаться на соблазны мира сего - на охотничьих собак и соколов был наложен запрет. Но обоз все равно был огромен, и расслабляющих душу походных излишеств хватало. А за королем Людовиком последовала его жена Элеонора Аквитанская - женщина легендарной судьбы.
Не в пример вяловатому и набожному мужу, Элеонора еще девчонкой отличалась веселым и задорным нравом. Была прекрасной наездницей, без промаха стреляла из лука. Единственная дочь герцога Вильгельма Аквитанского, она жадно интересовалась и политикой. Прочими премудростями тоже - и земными, и небесными. Красота, очарование, изящные манеры - все это тоже было при ней.
В пятнадцать лет девушка влюбилась в молодого незнатного рыцаря. Отец и родня о браке
Замужество состоялось, но сразу выяснилось, что порядки, царящие при парижском дворе, явно не по ней. Чопорность, строгая * 272 н^- * религиозность, никакого проявления живого чувства. Но молодая королева не поддавалась, она пыталась жить так, как у себя дома в Аквитании - и не без успеха. Окружила себя трубадурами и поклонниками, затевала шумные забавы. Словом, вела себя несколько легкомысленно. Но король любил свою жену и ко всему относился снисходительно.
Элеонора и на крестовый поход смотрела как на увлекательное приключение. Но дела в Малой Азии сразу же стали принимать угрожающий оборот. Немцы выступили первыми, турки постоянно донимали их внезапными налетами. А при Дорилее, в тех же местах, где в 1096 г. христианами была одержана славная победа, на этот раз их ждала тяжкая неудача. Огромное число быстрых мусульманских всадников одолело изнемогающих в своих стальных доспехах немецких рыцарей. Началось отступление, вскоре превратившееся в бегство. Вместе со своим императором Конрадом до Константинополя добрались немногие.
Французы, узнав о поражении немецких соратников, решили не удаляться от моря (тем более, что побережье по-прежнему удерживали византийцы). Но и они не избегли постоянных атак противника. Турки метко разили крестоносцев стрелами, многие срывались с узких горных тропинок в пропасти. Был момент, когда королю, взобравшемуся на скалу, едва удалось в одиночку отбиться от нескольких неприятелей. Только колонна тамплиеров уверенно шла к цели - эти братья-монахи показали себя отменными воинами.
Когда добрались до Атталии, предводители похода рассудили, что продолжать путь подобным образом сродни самоубийству. Отправили гонцов в Константинополь: просить у Мануила корабли, чтобы добраться до Антиохии, христианского княжества, морем.
Византийский император откликнулся на призыв о помощи, но судов пришло мало. Места хватило только для рыцарей - простых воинов бросили на берегу. Кто не погиб от голода и болезней, не был зарублен турками - попал в рабство.
На сирийском берегу соединились с остатками немецкого войска - они прибыли туда тоже морем. Вскоре подошли отряды из Иерусалимского королевства. Сообща приняли решение идти на Дамаск - город богатейший, но прекрасно укрепленный.
Антиохийский правитель Раймонд Тулузский, дядя королевы Элеоноры, уговаривал отдохнуть в его владениях, собраться с силами. Но против этого решительней всех возражал король Людовик. Его супруга зажила здесь с привычным блеском, и почудилось королю или нет, - похоже, назревал роман не с кем иным, как с дядюшкой Раймондом. Благо, оказалось, что королева беременна, и ее отправили морем в Париж.
Дамаск был окружен множеством садов, разделенных высокими каменными оградами. Выбить из них турок стоило немалого труда, но разместиться здесь удалось не без удобства.