Большой космос (сборник)
Шрифт:
— Не каркай, — тут же отозвался Ляо. Пилот был суеверен, впрочем, как и большинство смертников. — Чего это мы над их шлюзом забыли?
— Ну мало ли… — протянул Дмитрий.
Действительность обычно оказывается хуже самых смелых предположений. После очередного манёвра вражеский линкор оказался настолько близко к зонду, что появилась заметная невооружённым глазом гравитация — на левом борту последнего ровным слоем осела накопившаяся за последние три месяца пыль. Вот только шлюза поблизости не было — в сторону безоружного
— Ты уверен, что они нас не видят, — поёжившись, спросил Ляо, глядя на это безобразие.
— Уверен, — выдавил из себя улыбку Дмитрий. — Мы же ещё живы.
— Весомый аргумент, — быстро согласился Ляо.
— В пинг-понг?
— Шутишь, друг Дмитрий? Руки дрожат, какой может быть пинг-понг?!
— Не нервничай, — сказал Дмитрий. — Успокойся, выпей валерьянки… Мы всего лишь умрём — делов-то. Ты знал, на что шёл.
— Ты, кстати, тоже знал, — быстро сказал Ляо. — Потому не донимай меня своими глупыми советами. Самому, наверное, жить охота.
— А я на тебе самоутверждаюсь. Если ты трусишь больше меня, то я практически герой. На отдельно взятом разведзонде.
— Давай-ка мы с тобой, герой, скафандры оденем.
— На кой? — Дмитрий почесал затылок. — Пока антрийцы нас не видят, мы в безопасности. А когда они нас увидят, никакие скафандры не спасут. Пульсовые зенитки — это тебе не строенный облегчённый лазер. После их залпа даже бактерии гибнут.
— Бактерии, может, и гибнут, — ухмыльнулся Ляо, — а у нас есть Устав. Когда ты его последний раз открывал?
— Устав — это наше всё. Я его в гальюне читаю.
— В гальюне — это хорошо. Тогда у тебя должен выработаться безусловный рефлекс. Каждый раз, когда страшно — вспоминаешь про Устав. Красота.
— То-то ты про Устав в такой момент вспомнил. Тоже в гальюне читаешь? — огрызнулся Дмитрий.
— Так помнишь, что там написано про скафандры?
Дмитрий вынул из кармана наладонник, загрузил Устав и процитировал:
— «В случае возникновения нештатных ситуаций экипаж военного корабля Синдиката должен быть облачён в герметичную пространственную униформу (скафандр), если это не снижает боеспособности корабля». Но так как скафандр затрудняет управление зондом, то в нашем случае это правило не действует.
— Умный? Да?
— Умный, — кивнул Дмитрий. — Был бы дурак — на биоферме урожай выращивал бы.
— А если такой умный, что в дайверы не пошёл?
Дмитрий промолчал, а Ляо довольно улыбнулся:
— То-то же. А теперь слушай сюда, друг Дмитрий. Наш зонд не вооружён, это гражданский корабль, приписанный к военному флоту. Боеспособность его равняется нулю, как не крути, следовательно, понизить мы её не можем. Так что надевай скафандр и не ворчи.
— Ляо, скажи по-человечески, на кой ляд тебе это надо?
— Что-то меня колотит, — не задумываясь, ответил пилот. —
— А мне-то зачем надевать скафандр? — спросил Дмитрий.
— За компанию, — фыркнул Ляо. — Одному скучно.
Ляо натянул на себя гибкий скафандр, вслед за ним в герметичную пространственную униформу облачился и Дмитрий. Инфракрасные порты скафандров быстро обнаружили друг друга, и Дмитрий в наушниках услышал голос Ляо:
— Ты говорил, что владеешь несколькими языками?
— Я почти полиглот, — гордо ответил Дмитрий. — По работе приходится.
— Да ну? — Ляо сделал вид, что не поверил. — И каким боком лингвистика относится к астрофизике.
— Астрофизика — она что изучает? Поведение астрономических объектов в условном вакууме, так?
— Вроде.
— А во время боевых действий на астрономические объекты всем плевать с высокой колокольни. Звёзды, планеты — всё это туфта, когда идёт война, важно изучать поведение объектов иной категории. Корпуса кораблей, движки, вооружение… Верно говорю?
— Верно, — согласился Ляо. — Но не по теме. Языки-то тут при чём?
— Не форсируй, я тебя уже к этому подвожу. Знаешь, сколько рас производят комплектуху для нашего флота? И у каждой детали собственные характеристики, каждая, по сути, уникальна. Так вот, если астрофизик не сможет прочитать, что на движке написано, такой корабль долго не проживёт.
Ляо почесал затылок, потом сделал кульбит через Дмитрия и подплыл к крошечному иллюминатору.
— А что на антрийском корабле написано — прочитать можешь?
— Легко. Покажи где.
— А вон там, — Ляо ткнул пальцем в сторону кривого иероглифа, примостившегося между пульсовой батареей и пылевой пушкой.
— Это название корабля, — отозвался Дмитрий.
— Ежу понятно, что название. Ты переводи, что оно означает.
— Вон та вертикальная полоса с точкой внизу — символ рождения, будущей жизни. Её можно перевести как зерно или семя — всё, что может дать росток. А треугольник наверху обозначает страх.
— «Зерно страха», говоришь? — задумчиво спросил Ляо.
— Или «Семя страха», — ответил Дмитрий. — Но скорее таки зерно. Это линкор из серии буйволов — быстрый и мощный — Антрия поставила их на поток в начале войны.
— Пафосно, — фыркнул Ляо. — Говорят, на пафосе вся Антрия держится.
— Я думал, на линкорах.
— Линкоры они пускают в ход, когда пафос не помогает.
— То есть практически всегда?
— Ну да, — согласился Ляо. — Линкоров у них почти столько же, сколько и пафоса. А то бы их давно истребили. Та же Империя. Или мы. Или Блейк Компании. Или Вальхалла. Или Консорциум. Или Торговая Федерация. Пафоса не любит никто.
— Эх, объединиться бы нам всем и врезать по антрийским планетам, — тяжело вздохнул Дмитрий. — Кучей мы бы их разом задавили.