Большой куш

Лорченков Владимир Владимирович

хэй, хэй, это два отважных весельчака

…ты да я, ты да я, и теперь я припоминаю, что за все время нашей совместной работы, а это не так уж и мало, он ни разу не обратился ко мне по-отечески, и значит ли это, что он маскировался, пытался скрыть от меня, я не знаю.

хэй, хэй, два веселых зверя и шутника

…этот мой отец, в отличие от другого, проявил куда большую изобретательность, повесившись не на суку дерева, а на колесе обозрения, «Чертовом

колесе», он прикрепил ремень к спице колеса – огромному столбу – и ждал, улыбаясь, когда оно поедет вверх, и дождался, а дети радовались, да и взрослые, потому что все, в общем, понимали, что это новое представление…

хэй, хэй, это славный парняга Енот

…когда они врубились – ну, яо персонале парка, – то было уже темно, то есть мой папаша крутился на колесе почти весь божий день, крутился и крутился, целых пятьдесят семь кругов, сказала билетерша, получается, подумал я, папаша накатал даром на приличный ужин.

хэй, хэй, и собачка Снуппи обормот

…но получить с него за это деньги не представлялось возможным, Снуппи сняли с колеса прямо во время медленного вращения, просто отцепили на ходу внизу и, улыбаясь детям, оттащили куклу – это кукла, кукла, конечно, а вы как думали – в подсобное помещение, где даже пульс уже проверять не стали, вынули из нагрудного кармана конверт с надписью «Крохе Еноту» и вызвали «скорую»…

Речевка, конечно, глупая – а разве у нас бывали другие – и ни ритм, ни размер в ней не соблюдены. Еще бы. Сочиняли-то сами, в парке. Папаша, который не папаша, всегда экономил на специалистах. Несмотря на глупость произносимого, я тем не менее ощущаю себя почему-то ветхозаветным пророком, который взобрался на гору и вещает оттуда Земле и Небу. Прямо как Иисус.

Всхлипнув, я кричу в небо, подскакивая очень уж часто, потому что я заканчиваю:

Кроха Енот да Снуппи обормот —пара что надо, всем детям отрада.мамашам утешенье, папашам загляденье.мы тебя повеселим, раззадорим и утешим,спляшем, вновь развеселим и всегда тебяподдержим.мы ведь пара молодцов,удальцов и храбрецов,Снуппи да Енот —такой вот, бля, компот

Конечно, никакого «бля» в речевке не было, но мы со Снуппи всегда его добавляли, правда, тихонько, чтобы никто не слышал. Ну, сейчас-то стесняться некого. Я останавливаюсь и оглядываюсь. У холма собрались почти все. Нет только Матушки Енотихи. Вот так. Все собрались послушать. Только Магдалина смылась под шумок.

Что неудивительно. Она меня тоже покинула. К счастью, не повесилась. Наверное. Точно-то я не знаю. В кабинете директора – своем то есть – я нашел кассету. С записью ночи, которую провел с Белоснежкой в лодке. И полный – а не половину, как мы договаривались, – пакет документов на аттракционы и ресторан поблизости. С припиской.

«Свадебный подарок».

Больше

ничего. Что же. Я оглядываю парк, потом задираю голову и раздуваю ноздри. Я все равно родился. А все остальные, наоборот, умерли или пропали. И это значит, что. Весь этот мир… Он оказался моим.

И я не понимаю, что вы все здесь делаете.

39

Послесловие

…Ну вот и вся моя история. Да, это вам не «Мулен Руж». Ничего не поделаешь, жизнь всегда будет чуть проще мюзикла. Тем более, с таким-то бюджетом!

Что было дальше? Лена и правда оказалась талисманом. Она принесла мне не просто везение, а везение. После выхода книги – слегка обработанной редакторами и изданной сначала трехсоттысячным, а потом миллионными тиражами – пришла Слава. Меня объявили голосом поколения. Я стал всемирно известным писателем. Получил приветственные телеграммы от Апдайка и Маркеса. Тем не менее с той поры – а прошло десять лет – я не написал больше ни одной книги. Не счел себя вправе.

Я до сих пор получаю за книгу деньги, очень много денег. И мое молчание только добавило мне денег. Пресса гадает, почему я больше не пишу и не даю интервью. Меня окрестили Кишиневским затворником. Все гадают, где я прячу новую рукопись. Говорят, что не я написал ту, первую. Говорят, что я, словно Сэлинджер, с которым меня лестно сравнивают, забиваю новыми текстами письменный стол и не хочу их публикации при жизни. Говорят… Много чего говорят.

А я просто не писатель и знаю это.

Папаша, который был вовсе не мой папаша, оказался прав. Пороху мне хватило только на один раз. А такое может произойти с каждым. Например, с вами.

Еще папаша, ну, который директор, не обманул и с завещанием. Завещание и в самом деле было там. Я вынул его и вписал свое имя в пробел. Так я стал владельцем парка аттракционов.

Пару лет после этой истории я жил, ничего не делая. Потом посмотрел на жизнь трезво. Понял, что парк аттракционов очень доходное предприятие. И, сын своего отца – а моим настоящим отцом, отцом по духу, был все же не Снуппи, – через полгода-год экспериментов и прочего дерьма убедился в том, что извлекать прибыль из парка можно лишь при жестком руководстве. Я прекратил играть в либерализм и закрутил гайки. В том числе уволил всех старых грязных неудачников. Ну, всех, кому за тридцать пять. В конце концов, это бизнес. Главное-то деньги.

Остальное – декорации.

Конечно, я оказался большим ослом и упустил Лену, начав встречаться с этим глупым куском мяса, Белоснежкой.

Я живу с Белоснежкой до сих пор. Я был ее первым мужчиной. Мы женаты. У нас трое детей. Они гордятся своим папой. Я пытался найти Матушку Ено… Лену то есть. Узнал, что она уехала в США. Нью-Йорк, муж – белый инженер из Силиконовой долины, развод, Небраска, Лос-Анджелес, официантка… – потом следы потерялись. Обратиться в какую-нибудь телевизионную передачу типа «Ищи меня» я постеснялся.

По ночам я часто стою у окна нашего добротного дома, глядя в выкупленный мной парк. И думаю о том, что я не писатель, и не счастливый отец – хотя я счастливый отец, – и не счастливый муж. А кто же я?

Кроха Енот из семейки Енотов.

Потерявший свою Енотиху.

Правда, с некоторых пор у меня кое-что есть. Маленький талисман. Эквивалент надежды. Небольшая открытка. Плотная карточка без обратного адреса, пришедшая на мой адрес прошлым летом. Без слов. Просто растиражированное почтой фото. Пальма, песок под ней и типографская подпись. Название местности. Имя городка-спутника при Парамарибо. Ох. Когда я увидел открытку, то понял, что могу родиться еще раз.