Большой обман
Шрифт:
Я уже готова сдаться, но тут на экране высвечивается новое сообщение — от Луи. Прописными буквами выделено: ХОРОШАЯ НОВОСТЬ. Этого-то мне и надо. А то настроение совсем никуда.
36
— Ничего себе хорошаяновость! Как только у тебя язык повернулся!
— Я думал, ты обрадуешься. Теперь ты у нас будешь Сэмми Дэвис-младший. Вместо него.
— Луи, у человека был инфаркт, и он умер!
— А у его жены усы. И что с того? Ему там,пожалуй,
Я гляжу на Луи, широко открыв глаза. Он всем своим видом показывает, что я чересчур сентиментальна.
— Ко всему прочему, у него была эмфизема. — Луи открывает холодильник и принимается за сооружение традиционного бутерброда «перед игрой». — Он бы все равно загнулся. Ты видела, какие сгустки слизи он выплевывал? Все зеленые, комковатые, с кровавыми прожилками. Брр. Что за жизнь у такого человека?
— Некоторые могут сказать то же самое про тебя. Жирный псих, торчит в своей норе безвылазно, и поговорить-то ему толком не с кем. Уж лучше бы ему, тебе то есть, помереть.
— Как мило ты общаешься с друзьями! Как замечательно ты относишься к своему наставнику по покеру! Что это ты разошлась ни с того ни с сего? Ах, ну да, конечно. Это все твой парень. Он наконец протер мозги и стал трахать совсем другую девушку?
— Как славно, Луи! Ты сегодня такой милый! Только ты его с кем-то путаешь.
Я лезу в сумку, достаю фотографии и протягиваю своему «наставнику по покеру». Луи споласкивает руки (а как же!), берет снимки и долго рассматривает.
— Это и есть твоя мама?
— Да. Это день их свадьбы.
— Красивая. Немного похожа на тебя. Такие же рыжие волосы и грустные глаза.
— Грустные глаза?
— Ну да. Вроде как у Маленького Луи, когда я его накажу, чтобы не вонял в доме. У тебя все время такие глаза.
— Большое тебе спасибо.
— Не за что.
— Это папа, — я показываю на снимок на фоне моря, — а это один из его друзей. Тот, кто втянул его в азарт.
Большой Луи внимательно рассматривает Джимми Шелковые Носки и осторожно проводит кончиками пальцев по фотографии.
— Он всегда носил эту шляпу? Эту белую сутенерскую шляпу, которую он тут нахлобучил себе на башку?
— Да. А откуда ты знаешь?
— Просто у него такой вид, словно он жутко любит шляпы, вот и все. Твой отец носил головной убор?
— Нет.
— Когда ты его видела в последний раз, он не начал лысеть?
— Нет.
— А у него были какие-нибудь особые приметы? Следы от ожогов, родинки, протезы и прочее дерьмо?
— Нет. Ничего. Если не считать руки.
— Что у него было с рукой?
— Она у него не гнулась до конца. Папа когда-то подрался, ему сломали руку, и она у него неправильно срослась. Он может согнуть ее только наполовину.
— Долг, который не вернешь.
— Да, — говорю я грустно. — Наверное.
Большой Луи кивает и просит оставить ему на время фотографии. Он их отсканирует, разошлет старым приятелям и сразу же вернет.
— Ну и как тебе казино? — Луи прячет снимки в конверт. —
— Да. — Я наконец освобождаюсь от куртки. — Казино почти такое, как ты мне описал.
— И там полно жалких людей?
— Навалом. Все какие-то мрачные.
— Ты ведь в курсе, почему с вами, англичанами, так трудно?
Вот уж он мне сейчас расскажет…
— Вы не умеете веселиться. Вы, блин, слишком зажаты,чтобы радоваться жизни. Всего-то вы стесняетесь. Секс, еда, жалобы на жизнь, выигрыш — все это для вас лишь повод съежиться. А уж особенноденьги. Потому-то у вас и казино такие. Либо ветхие бараки, где полно старичья и гнусняков, либо выпендрежные притоны, куда без галстука не пустят, а крупье смотрят на тебя как на говно. Такое впечатление, что им и без клиентов хорошо. В Лас-Вегасе — совсем другое дело. Можешь садиться за стол хоть в замызганных шортах и с голым пузом, и никто тебе слова не скажет. Главное, чтобы денежка была в кармане.
— Серьезно? Полезные сведения.
— Вы, англичане, все пытаетесь отрицать очевидное. — Луи разворачивает огурцы. — Вы притворяетесь, что даже запах денег вам не по душе, а на самом деле отношение к деньгам у вас точно такое же, как и у всех прочих. Вы словно наркоманы, большинство, во всяком случае. Все скрыто, все спрятано, все пронизано хорошими манерами, хорошим произношением, хорошим тоном, этикетом и… чувством вины. Я вот что тебе скажу, — Луи вгрызается в свой трехэтажный клубный бутерброд, — все это чушь собачья. Хороший тон ничего не значит для покериста. Лично я чихать хотел на хороший тон.
— Чудненько. — Я смотрю, как на губах Луи выступают и лопаются пузыри кетчупа. — А я и не замечала.
— Ты должна четко осознать, что тебе надо от жизни, Унгар. — Луи поворачивается и тычет в меня огурцом: — Ни в коем случае не надо плясать под чужую дудку. Не надо извиняться, когда ни в чем не виновата, и позволять людям помыкать тобой. Надо сопротивляться системе, иначе она тебя проглотит и переварит. Надо брать от жизни все. Понимаешь, о чем я?
Большого Луи несет. И погода-то у нас паршивая, и законодательство об игорном бизнесе архаичное, и сервис дерьмовый, и зубы лошадиные. И вообще, англичане — нация говнюков и нытиков. Если бы не Америка, мы бы давно выступили заодно с нацистами.
Тут уж я не выдерживаю:
— Чего же ты не возвращаешься в свою Америку? Если в Штатах все так замечательно, что ты тут торчишь?
Большой Луи улыбается (широко-широко, даже страшно делается), сплетает пальцы, потягивается и испускает самодовольный вздох. Потом трубно сморкается.
— Яйца курицу не учат. Может, все быстро переменится. Кто знает? А может, я задержусь тут надолго.
Разговор окончен. Луи считает, что раскрыл тему, и не хочет к ней больше возвращаться. Потихоньку начинают прибывать гости. Дин, Мэрилин, Лорен и Кеннеди. Только Сэмми Дэвиса-младшего нет.