Большой переполох
Шрифт:
Если Кирихара, загруженный сейчас работой по уши, не мог отследить ее перемещений, то другие офицеры могли бы кое-что прояснить насчет ее теперешней жизни. Сперва Каноги методично обошла все самые популярные городские трактиры, так что несколько дней ее можно было видеть преимущественно пьяной. Здесь она порой наталкивалась на лейтенантов и в первый момент тушевалась, стараясь напускать на себя гордый и грозный вид, а потом словно махала рукой на свой статус и явственно расслаблялась. Лейтенанты пугались еще больше, так что никто из них ни разу не решился пригласить капитана к столу.
Пьянство
Потом кризис миновал, и Каноги вернулась к работе. Она перестала пропадать неизвестно где, зато начала порой задерживаться на службе, чего прежде не делала. В то же время, иногда она уходила раньше. Из ее поведения исчезла прежде присущая ей пунктуальность и размеренность, появилось больше импульсивности. Она перестала вгрызаться в Кирихару из-за деталей оформления документов, проверка деятельности отряда начала сводиться к вопросу лейтенанту: «Ну что там, порядок?» Взгляд ее перестал гореть фанатичным огнем давайте-все-немедленно-делать-всё-правильно. Зато он был теперь столь высокомерным и презрительным, что приблизиться на небезопасное расстояние решился только Сайто, которого азарт исследователя делал поистине бесстрашным.
***
Для традиционных чайных посиделок на территории шестого отряда была нынче припасена особая тема, и принес ее Сайто. Чаепитие проводилось в конце рабочего дня, безжалостно откусив от него кусок, поскольку семейство Кучики очень ждало своего главу дома после службы.
Собравшиеся с нетерпением ждали доклада Сайто. В особенности мучился от любопытства Ренджи, ставший участником событий. Речь шла, конечно же, о метаморфозе капитана Каноги. Все, кто сталкивался с ней в последнее время, сходились на том, что она стала неузнаваема.
– Ребята, я лопух, – первым делом самокритично объявил Сайто. – Я мог бы сразу догадаться, что дело нечисто. Ведь сразу было все не так, но я не обратил внимания.
– Ты всегда так говоришь, – рассмеялся Хаями. – Стоит тебе ошибиться в выводах, ты тут же заявляешь, что мог это предвидеть.
– Но я же мог хотя бы провести аналогии! – Воскликнул Сайто. – Вот взять хоть Кучики.
– А я тут при чем? – Недоуменно нахмурился тот.
– Давайте посмотрим, как держится Кучики. Это ледяное аристократическое высокомерие, эта привычка подчиняться правилам, эта потребность служить примером для окружающих. Знакомая картина?
Все руконгайцы дружно уставились на единственного аристократа, затесавшегося в их компанию. Тот не выразил никаких эмоций по этому поводу, только холодно покосился на оратора.
– У Каноги те же внешние проявления. Можно даже сказать, что в этом они очень похожи. Однако Кучики не изводит окружающих, требуя от них беспрекословного подчинения регламенту. Не делает замечаний коллегам, даже если внутренне осуждает. Я прав? – Сайто лукаво улыбнулся Кучики.
– Не считаю себя
– Верно, – кивнул Сайто. – И к нам, руконгайцам, относишься снисходительно, не требуя многого. Полагаю, это высшее проявление аристократического высокомерия. Ты просто считаешь, что мы все равно не потянем. Как бы мы ни старались, мы, люди, не сможем повторить тебя, чистокровного синигами. Скажешь, не так?
– Какое отношение это имеет к Каноги? – Уклонился Бьякуя от прямого ответа.
– Самое непосредственное. Твое поведение – это следствие твоих представлений. Ты ведь искренне считаешь, что должен подавать пример. У тебя не возникает внутреннего конфликта.
– Порой возникает, – вдруг признался Бьякуя.
– Только порой, – подхватил Сайто. – Время от времени, так? Когда происходит что-то, что тебе не по нутру, верно? Но ты предпринимаешь какие-то действия и вновь обретаешь гармонию в себе. Совсем не то с Каноги. У нее конфликт длится непрерывно.
– С кем конфликт-то? – Вставил Ренджи.
– С собой! Дело вот в чем: на самом деле Каноги ленива и безалаберна. Чего ей точно не хотелось, так это пахать всю жизнь и нести всю ответственность за происходящее.
– Не понял, – изумился Хаями. – Мы точно о Каноги?
– Точно, – Сайто рассмеялся. – В том-то и беда. То, что мы видели до сих пор, – результат жесткого воспитания. Ребенку с детства вдолбили, что она должна служить примером. Это, я так понимаю, вообще особенность воспитания сейрейтейских аристократов?
– В каком-то смысле, – вынужден был признать Бьякуя.
– Ну вот. Авторитет родителей оказался слишком силен. Она не смогла переступить через множество запретов и догм, которые ей внушили с раннего детства. Каноги стала подчинять себя правилам. Для этого ей приходилось ежедневно переступать через свою натуру. Она не хотела служить примером. Ей было скучно это делать. Она предпочла бы заняться чем-то другим. Но делала именно это, потому что должна. Долг стал основной составляющей ее новой натуры. Теперь вам понятно, почему она так ожесточенно бросалась на людей?
– Нет, – помотал головой Ренджи. – Почему?
– Зависть! – Торжественно объявил Сайто. – Самая банальная зависть. Человек, который ежедневно совершает над собой насилие, видит, что остальные прекрасно обходятся без этого. И от этого они не становятся менее уважаемы, не падает их статус, не уменьшается сила. Как ей смириться с этим? Ей было бы легче, если бы все страдали так же, как она. Тогда бы ей некому было завидовать. Вот она и требовала от всех окружающих, чтобы они следовали букве регламента так же строго, как и она.
– И что же вдруг с ней случилось? – Спросил Бьякуя.
– Похоже, кто-то открыл ей глаза.
Ренджи отвел взгляд.
– Неужели ты не вытянул из нее подробности? – Не поверил Хаями.
– Наотрез отказывается говорить на эту тему, – вздохнул Сайто. – Ясно только, что она пережила сильный стресс. Что-то ясно показало ей, что старается она зря. Что она выглядит глупо в своем фанатичном стремлении всех загнать в рамки. И она приняла решение завязать. Стать самой собой.
– Значит, мы сейчас наблюдаем настоящую Каноги? – Уточнил Хаями.