Большой вальс

Арсеньева Ольга

– Именно так выглядит рай. Я уверена!
– Тони тряхнула деревце мимозы, устроив водопад алмазных капель и розовых перистых цветов, похожих на стайку колибри.

– Благословенная земля!
– с гордостью отозвался принц, подумав о том, сколько труда требуется для разведения и поддержания цветущего оазиса в бесплодной выжженной пустыне. Сколько самолетов завозили сюда плодородную землю, экзотические растения, животных и птиц, содержавшихся в вольерах! Но разве не стоило все это одного такого дня, такой ночи и этого утра, когда совершенно нагая, белокожая Ева бежала перед ним сквозь цветущие заросли, чтобы встретить восход поднимавшегося

из морской синевы солнца?!

Обнаженные и прекрасные, они стояли на вершине холма, ожидая, когда появится над притихшей гладью огромный раскаленный диск.

Солнце всплывало, заливая все вокруг золотым сиянием, и Антония поняла, что эту минуту она будет вспоминать до конца своей жизни.

...
– Послушай меня очень серьезно, Тони.
– Бейлим повернул к ней торжественное божественно прекрасное лицо и крепко обнял за плечи.
– Я буду твоим мужем, что бы не случилось в этом мире. Ничего не может остановить меня. Понимаешь - ничто и никто. Клянусь солнцем!

Тони не ответила, покоренная значительностью момента. Чтобы не значили слова юноши, сейчас он принадлежит ей, только ей и отдал бы за неё каплю за каплей всю сою кровь.

– А если я захочу, ты кинешься в волны с этого утеса?
– лукаво глянула она сквозь прищуренные ресницы. Принц сверкнул глазами и молча подошел к краю.

– Стой! Сумасшедший!
– Тони схватила его за руку.
– Верю, верю! Всему верю... любимый!

Она обняла его смуглые плечи и после того, как перевела дух о бесконечного поцелуя, спросила:

– Обещаешь всегда говорить мне правду?

Вместо ответа он вытянул в сторону солнца руку со скрещенными пальцами и Тони удивилась, как широко, не мигая, смотрят на огненный диск его огромные глаза.

Только вечером Антония приступила к волнующей теме. Весь этот день Бейлим был таки нежным, преданным, пылким, что сама мысль выведать у него тайну, казалась Антонии гаденькой и ненужной. Но она заставила себя прояснить чертовы вопросы, тем более, что уже совершенно не верила в какую-либо причастность принца к заговорам и авантюрам.

– Милый, ты обещал быть откровенным. Скажу честно, мне кое-что нашептали твои враги... какие-то странные вещи... Ответь, пожалуйста, кто твои настоящие родители?.. Поверь, это не имеет для меня никакого значения... Но я не хочу тайн.

– Я родился в маленьком российском городке. Мою мать звали Светлана. Отец любил её, когда был в гостях, но не имел права жениться. Все мои сестры и братья от других матерей погибли в авиакатастрофе. Отец остался один, не имея возможности завести ребенка. У него был сильный стресс. Тогда из Росси привезли меня. Мне было двенадцать лет, но я очень быстро полюбил свою страну и своего отца...
– Принц выпалил все разом, как заученный урок, и нежно погладил Атонию по щеке.
– Я не стану предупреждать тебя, что разглашение этой тайны может стоить мне жизни. Подданные этой страны не захотят иметь господина с нечистой кровью... Но если хочешь, - убей меня... Все равно я уже никогда не смогу быть настолько счастливым... Вообще, когда перестанешь любить меня, обязательно скажи. Я уйду сам. Я не стану жить без тебя...

– Боже, какой у меня романтический возлюбленный! Просто XVIII век... Нет, нет, я не смеюсь. Напротив - ещё больше люблю тебя!
– Антония с легкость распоряжалась словом, вышедшим из её лексикона после истории с Уорни. Но этот мальчик так искренне, так пылко шептал о любви, что все другие слова отступали, пристыженные победным

величием этого великолепного "люблю".

– Ты очень похож на своего отца. А что дала тебе русская мать? спросила она, перебирая его смоляные кудри.

– Страсть к авантюрам, веселый нрав и нос. Да, да - нос. Этот (Бейлим коснулся своего породистого носа) мне "вылепил" некий европейский профессор, которого ты хорошо знаешь, - принц испытывающе посмотрел на Тони.

– Доктор Динстлер? Я знаю, он знаменит своими чудесами. Особенно, в изменениях женской внешности... Кажется, у него была тогда же ещё одна пациентка из России... По имени... что-то вроде Вирджинии...

– Виктория, - поправил принц.
– Это моя сестра. Нас вместе привезли из России и я до сих пор так и не знаю, что произошло с ней... Мне было тогда двенадцать лет и я перенес перелет хорошо, а у сестры что-то произошло с головой - какая-то травма черепа при взлете. Мне ничего толком не объяснили... Доктор Динстлер пытался помочь ей... Но Виктории становилось все хуже, она даже не узнала меня, когда я последний раз попал к ней в палату... Правда, потом я совсем коротко говорил с ней по телефону... Постой, ты должна была знать Вику - ведь она жила у вас на Острове после того, как покинула клинику Динстлера. Но вскоре я узнал о её гибели.
– Бейлим задумчиво обрывал лепестки с огромного цветка, похожего на лотос.

– Это цветок кактуса. Он появляется один раз в триста лет... А таких, как Вика, не будет больше никогда...

– Ты действительно уверен, что она погибла?

– Нет. У меня слишком много потерь - мама, папа-Алексей, Виктория. Я никого не видел мертвым, и если бы я поверил в их смерть по-настоящему... ну, когда знаешь, что надежды нет, я наверно стал бы совсем больным, злым или глупым... В общем, не смог бы жить нормально. Радоваться, любить тебя...
– Бейлим притянул Антонию к себе, проводя кончикам пальцев по её лицу, шее, плечам, груди.
– Какое чудо родиться прекрасной! Просто прекрасной - как море, солнце, небо... Это великий дар!

– Ты сам - совершенство, милый. И не важно, над чем поработал здесь наш профессор. Мы все - произведения человеческой мощи, - мощи тела, духа, его рук или...
– Тони выразительно посмотрела на символ мужественности своего возлюбленного.
– А что, твоя сестра была похожа на тебя?

– Да нет же. У нас вообще были разные родители. Она светлая, рыженькая, длинноногая... Такая, знаешь, неуклюжая дурнушка, как эта Барбара Стрейзанд... Но... я очень любил Викошку. И буду любить все равно всех тех, кого у меня отобрали, - непримиримо заявил он.

– А как же со смирением: "На все воля Аллаха"?

– Не знаю. Вот когда буду совсем старый, седой, больной и мудрый, может быть тогда пойму и смирюсь... Но не сейчас. Сейчас не хочу верить в жестокость, несправедливость. Ну как я могу жаловаться, как могу роптать на что-то, если рядом со мной - ты! И разве мог бы смириться с жизнью без тебя?

...Амир появился неожиданно. Вырос среди кустов азалий как Рыцарь тьмы на средневековой гравюре. Белые одеяния не делали радостной его неподвижную фигуру, скорбно возвышающуюся над возлежащими в траве любовниками. Голова принца покоилась на коленях девушки среди вороха цветов, из которых она плела длинные гирлянды, довершая сходство с Идиллией. Венки прикрывали от солнца их головы, ожерельем свешивались на грудь и уже была почти готова первая набедренная повязка из лоз плюща, расцвеченного лиловыми звездочками.