Большой вальс
Шрифт:
Он был очень доволен собой, совершив за этот день целый каскад немыслимых поступков: угнал автомобиль, нашел пристанище, затопил печь, а потом, не думая об опасности, посетил пустую лавчонку, накупив разной снеди для спящей Антонии. Дождь все усиливался и странно было думать, что они вместе всего двенадцать часов – так много всего произошло. Кто-то, должно быть, успел лишь вздремнуть и прочитать газету – а у них с Тони целая общая история, какую они никогда не смогут забыть! Хлопнув себя по лбу за несообразительность, Жан-Поль включил радио, пытаясь поймать какие-нибудь сообщения
– Вот, пожалуй, все наши новости на этот час, – завершил рассказ знакомый голос комментатора "парижской" волны. – Да, несколько штрихов к светской хронике. Нам удалось узнать, что Феликс Картье не встретил свою невесту после удачного выступления в Венеции. Не объявив причины, он срочно умчался на Аляску, в то время как Антония Браун вернулась в свой парижский дом в сопровождении Артура Шнайдера. "Без комментариев", с этой фразой менеджер выпроводил за дверь нашего корреспондента.
Жан-Поль несколько секунд оторопело смотрел на щиток радио, даже не заметив, что автомобиль остановился и мотор заглох. Он лихорадочно шарил в эфире, переключая диапазоны, но ничего интересного оттуда не выудил, оставшись в полном недоумении. "Бред! Ложь!.. Но что бы все это могло значить – исчезновение Шнайдера из отеля в Венеции, погоня, страхи Антонии и теперь эта журналистская "утка"?.. В какую переделку попала Тони?"
Вернувшись в дом с решением немедля прояснить ситуацию, Жан-Поль тут же бросился к Антонии.
– Слава Богу! Еще полчаса – и я просто сошла бы с ума от страха! Зачем ты оставил меня тут, бросил… – девушка вцепилась в его промокший от дождя свитер, захлебываясь слезами. Она казалась такой маленькой и беззащитной, что сострадание вмиг утопило в теплой волне невнятный гнев.
– Успокойся, я привез нам еду – ведь уже давно время беда! Тебе же надо подкрепиться, – он погладил её по голове, не решаясь оторвать от себя. В конце концов – Феликс сбежал на Аляску. Уж это то, что наверное, правда. Лишь бы не разлучаться. И пусть она всегда стоит так, прильнув к нему беспомощная, испуганная девочка, пусть льет этот бесконечный дождь и стучат слепые ходики.
– Ты выглядишь получше. Слава Богу, хоть за врачом бегать не придется, – сказал Жан-Поль Виктории, помогавшей разложить на столе принесенные продукты.
– Я выспалась и чувствую себя значительно лучше… А это что, вино? – вытащила она из пакета бутылку "Кьянти".
– Обязательно и непременно все простуженные итальянские девочки пьют целебный глинтвейн, мне удалось получить консультацию профессионала. Смотри – тут ещё и апельсины для него, немного корицы, сухарики с перцем, ром и сыр.
– Ты невероятно практичный и находчивый парень – опытный угонщик, утонченный кулинар и целитель. Здорово заполучить в переделке такого друга. Вот только есть мне пока не хочется…
– А я с удовольствием перекушу и послушаю твою версию случившегося. Чтобы не заставлять тебя изобретать лишнего, сообщаю: я только что слышал по радио, что Артур вместе с Антонией вернулись в парижский дом. А Феликс Картье уехал прогуляться на Аляску. Видимо, готовит цикл картин из жизни тюленей. – Жан-Поль делал вид, что увлечен едой. Краем глаза он отметил, какое
– Мне лучше прилечь. У мня давно уже, после той травмы, так не кружилась голоса. И не шумела. Словно за окнами – паровоз.
– За окнами затопленная дождем итальянская провинция, округ Вероны города шекспировских влюбленных. А рядом со мной человек, лживо называющий меня другом, – грустно подвел итоги Жан-Поль.
– Нет-нет, только не это. Ты не просто друг, – ты мой единственный друг. А еще – спаситель, защитник… и… я бы отдала полжизни, чтобы все вышло по-другому.
– Не надо, Тони. Друг предпочел бы знать правду. Или хотя бы то, что мы будем делать дальше и как должен вести себя я, если сюда нагрянет полиция или твои страшные мафиози.
– А ты уверен, что правда не заставит тебя бежать отсюда, проклиная мое имя? – потемневшие глаза Антонии отражали отблески пламени. В красноватых отсветах распущенные волосы казались огненными. Она выпрямилась, гордо вскинув голову и стала похожа на пифию, пророчествующую о страшных бедствиях. Или на египетскую богиню страсти Изиду. Сердце Жан-Поля оборвалось.
"Что я делаю? Что за бес толкает меня превратить чудесную, вымоленную встречу в судебное разбирательство, – подумал он. – Да имею ли я право на это дознание? Эх, Дюваль, не этого ты ждал, отправляясь в Венецию…"
Виктория забилась в угол дивана и жалобно прошептала:
– Я не имею права. Я просто не имею права…
Жан-Поль широким жестом пододвинул к дивану стол с разложенной снедью и разлил в граненые зеленые стаканы разогретое в печи вино. Запахло апельсинами и корицей, навевая мысли о празднике. Он сел рядом и протянул Виктории стакан:
– Ты права, девочка. Сейчас ничего не имеет значения, кроме этого хрусталя в нашем фамильном замке и торжественной трапезы, приготовленной расторопными слугами.
– Прокурор меняет мантию, становясь факиром. Что это там за сундук у нас в углу, а этот черный ящик? Ты ещё не поняла? А я сразу смекнул – патефон! Знаешь, это такое устройство для прослушивания музыки, которое заводится ручной пружиной.
– Ну что ты мне объясняешь – я же не с Луны свалилась. Этот граммофон несколько проржавел, но не утратил сходства с музейным образцами… Да посмотри, здесь целый ящик пластинок – толстые и тяжелые, – она пыталась прочесть вытесненные золотом на глянцевом черном круге название. "Дина Дурби исполняет аш любимые песни из кинофильмов". – Вот здорово! Жалко, если ящик не заведется… Здесь ещё и Франческа Галь, и Марлен Дитрих!
Патефон завелся. Жан-Полю удалось извлечь из него долгое шуршание, в котором вдруг прорвались звуки оркестра, а вслед за оркестром знакомый женский голос, поющий по-русски с заметным акцентом: "Отчего, да почему на глазах слезинки, это вовсе не слеза, а любви морщинки…"
Виктория перевела, зная, что это запросто могла бы делать и Антония. И пояснила:
– Очень трогательный старый русский любовный романс. Двое любят друг друга, но должны расстаться… – она опустила голову.
Жан-Поль взял её за руки и сказал: