Болтливои? избы хозяи?ка 2
Шрифт:
Она обезумела, сломалась, потеряла контроль, стыд и всяческие мысли. Если до этого нежно гладила, то теперь сжимала, подчиняла мужское тело.
— Расстегни ремень, — прошептала одними губами, но он услышал. Подчинился мгновенно, приподняв бедра, а дальше она сама стащила брюки вместе с бельем и носками.
Никита и внешне был настоящим божьим сыном. В меру могучим, где надо тонким, и пахло от него силой, притяжением, обещанием…
Дрожащими руками был сорван халат с плеч, вслед за ним на пол улетела сорочка.
Всхлип. Вскрик. Стоны. Степка извивалась на нем, словно ища более удобный угол соединения, но не находила. Кошкой терлась, положив свои руки на его, лежащие вдоль тела. Средоточием женской нежности лаская упругие мужские ягодицы. Откуда это все бралось, разрушая стопы, ломая табу?
Никита распался на атомы, потерялся в ней, погиб в этих простых, таких необходимых ласках… Прилип животом к кровати и мог лишь чувствовать и стонать.
Затем она целовала его. Ах да, массаж… Массаж губами, начиная от лопаток и до самой поясницы, что может быть откровеннее? Что может быть желаннее?
Повторила руками очертания бедер, длинных крепких ног, даря горячие поцелуи и им.
— Повернись…
Никита очнулся. Осознал, вспомнил, где он, с кем он, что происходит. И развернулся на спину, издав ликующий рык. В ту же секунду сжал невесту в объятиях и подарил их самый первый поцелуй, забирая инициативу себе.
Губы воздушника были прохладными, нежными, мягкими. А сейчас, не скрытые под густой бородой и усами, оказались красивой формы, полными. И до искр в глазах ласковыми. Степка захлебнулась тем поцелуем, отдаваясь стократно.
Однако через время отстранилась. Приложила пальчик к его алчному рту и прошептала:
— Погоди, массаж только начался… не прерывай меня… — Никита застонал и распластался по постели, соглашаясь на все, принимая ее лидерство.
Слагалица, в этот миг чувствуя себя настоящей управительницей Любви, продолжила изучать его губами, кончиками пальцев и языком. Шея, грудь, совершенно безволосая… Плоские коричневые соски, так просящиеся в рот.
И уже настолько сильно горели оба, что от их дрожи дрожала постель, а воздух казался терпко-медово-тягучим.
У Никиты была узкая талия и живот с нечетким контуром пресса. От него никак невозможно оторваться. Степка вжимала пальцы в этот живот, всасывала кожу губами, оставляя отметины и не сдерживала стоны удовольствия.
А воздушник сжимал простынь руками, почти разрывая ее и громко дышал сквозь зубы.
Когда дошла до главного, на миг оробела. Да ото того, что там Никита оказался… внушительным и очень… заинтересованным в продолжении.
Но он так разочарованно застонал от ее промедления и неуловимо толкнулся бедрами вперед, что она, как завороженная, опустилась… и поймала его нетерпение губами.
На что она была способна
Или это просто задрожал дом? Но кровать определенно закачалась под ними. Никита кончил молча, выгнувшись подобно тетиве лука, хватая воздух ртом, впервые утратив способность управлять собственной стихией.
Степка проглотила вкус мужской страсти, ощутив что-то наподобие маленького экстаза от его удовольствия и замурчала довольной кошкой.
«Импровизация наше все! И все-таки я его расслабила!»
Тело воздушника подрагивало долго. Степка загляделась на него со счастливой улыбкой, подмечая испарину над верхней губой, расфокусированный взгляд и по привычке нахмуренные брови. Растянулась рядом и принялась пальцами их разглаживать, а мужчина тут же словил ее в плен объятий.
— Поймал… — прошептал прямо в губы и впился в них долгим поцелуем. Голодно-счастливо-волнующим. Собрал свой вкус с них и задыхаясь добавил: — ты… слушай, я не уверен, что это массажем называется…
Степка засмеялась и спрятала заалевшее лицо у него на груди:
— Случайно планы поменялись, — прошептала и аккуратно куснула за сосок, — а чего ты такой красивый?! — сказала шаловливо-обвиняющим тоном и чмокнула место укуса.
— Я? — опешил Никита, — это я-то красивый?? Я???
— Ну ты, конечно, чего кричишь? — ткнула его в бок, — надо же мне было тебя растопить. А то пришел замороженный, напугал… Расскажешь?
Никита прижал ее крепко к боку, уставился в потолок и проговорил:
— Если скажу зачем пришел среди ночи, ты меня прогонишь…
— С чего такие выводы? — она принялась выводить восьмерки на его груди, чувствуя, что он снова напрягся.
— Знаю!
— Не-а, не выгоню! Хочешь поклянусь? — спросила шаловливо и потерлась щекой о щеку, — ты такой… другой без бороды…
— М-м-м? Другой? Тебе не нравится? Раньше лучше было?
— Нет, раньше было иначе. Ты был брутальным дровосеком, а сейчас… ну не знаю, все равно брутальный, но… менее строгий. Борода тебе строгости добавляла, вот!
Никита хмыкнул.
— Но ты с ней и без очень красивый, — добавила Степка серьезно, — оооочень!
— Ты меня смущаешь, — улыбнулась воздушник, — и воруешь фразу! Это я хотел сказать, какая ты красивая! — он резко повернулся, подмяв ее под себя, — и голая… и вся моя… — одна рука накрыла грудь, вторая скользнула на ягодицу, — хочууууу ещееее… — прошептал на ухо и прикусил мочку.
Степка задрожала, возгоревшись по-новой и жадно облизала губы:
— А… а нам нельзя… — сказала тихонько, — поэтому лучше поговорим!