Бомарше(Beaumarchais)

де Кастр Рене

Помилование короля не заменяло собой судебного решения, поэтому Бомарше прибегнул к специальной процедуре, которая должна была вынудить парламент дезавуировать свой приговор по делу Гёзмана.

Для этого он дождался лета 1776 года. Декларация независимости Соединенных Штатов, принятая 4 июля, стала столь блистательным подтверждением правоты Бомарше в вопросе, изложенном им годом ранее в его мемуарах, что у него появилась надежда добиться официального продления срока подачи апелляции по его делу, что, по сути, было чисто административной мерой.

Королевский указ от 12 августа 1776 года гласил: «Ввиду того, что Пьер Огюстен Карон де Бомарше покидал пределы

королевства по нашему приказу и дабы служить нам, повелеваем предоставить ему право действовать так, как если бы установленные сроки подачи апелляции не истекли, дабы он мог, не взирая на оные, обжаловать приговор либо путем подачи ходатайства о пересмотре дела, либо любым другим путем, каковой он сочтет для себя приемлемым».

Все судебные приговоры имеют одну примечательную особенность: даже если они вынесены справедливо, они возлагают на победителя ответственность за поиск возможностей приведения их в исполнение, что, как правило, порождает новый процесс, а это на руку судейским чиновникам: не могут же они оставаться без работы.

Бомарше счел более логичным в своей ситуации воспользоваться правом гражданского иска и подал кассационную жалобу в Большой совет.

Слушания по его делу были назначены именно на то время, когда Бомарше нужно было отбыть в Бордо для организации поставок американцам. Опасаясь, что в случае отъезда он не сможет выиграть дело, он никак не решался отправиться в путь. Морепа успокоил его, пообещав:

«Вы можете ехать, Совет и без вас решит все, как надо».

Но неявка на судебное заседание всегда чревата неприятностями. Приехав в Бордо вместе с сопровождавшим его Гюденом, Бомарше узнал, что Большой совет отклонил его иск, и это очень осложняло дело, поскольку теоретически он теперь терял право на апелляцию.

«Спустя шестьдесят часов, – пишет Гюден, – мы были в Париже.

„Вот, значит, как, – заявил Бомарше графу де Морепа, слегка удивленному тем, что они так быстро свиделись вновь, – пока я мчусь на другой конец Франции улаживать дела короля, вы в это время спокойно взираете, как рушатся мои дела в Версале!“

„Это все из-за глупости Миромениля (министра юстиции), – ответил Морепа, – пойдите к нему, скажите, что я хочу с ним поговорить, и возвращайтесь вместе“.

Они собрались втроем и договорились, что иск Бомарше будет заново рассмотрен под каким-нибудь другим формальным предлогом, ибо всегда находятся предлоги для разных предвиденных и непредвиденных случаев; Совет изменил свое решение; ходатайство о пересмотре приговора было принято».

Это было в конце августа 1776 года, накануне парламентских каникул. Парламент заявил, что займется этим делом после возвращения с каникул. Чтобы избежать проволочек, Бомарше опять обратился за помощью к Морепа, сам составил от его имени записку первому председателю в двух экземплярах и попросил министра подписать ее.

В результате председателю пришлось назначить слушания немедленно, но в полученной им записке оговаривалось, что от него не требуется никакой предвзятости при рассмотрении существа дела.

По-прежнему опасаясь за исход процесса, Бомарше, желавший заручиться поддержкой генерального прокурора Сегье, вновь отправился к Морепа с просьбой убедить Сегье выступить в его пользу; он вытребовал у Морепа письмо следующего содержания:

«Версаль, 30 августа 1776 года.

Сударь, я узнал от г-на де Бомарше, что если вы не будете столь любезны и не замолвите за него словечко, то его иск не будет рассмотрен до 7 сентября. Дела короля, ведение коих поручено г-ну де Бомарше, требуют,

чтобы он немедленно отправился в дальний путь, однако он боится уехать из Парижа до того, как ему будут возвращены гражданские права. Он уже так долго страдает от своего бесправного положения, что желание его на этот счет представляется мне вполне законным. Я не прошу вас ни о каком снисхождении касательно существа дела, но вы бы крайне обязали меня, ежели содействовали бы тому, чтобы оно было рассмотрено до каникул».

С подобной поддержкой министра успех Бомарше становился более чем вероятным. Чтобы подстраховаться еще больше, он пригласил себе в защитники известного адвоката Тарже, который прославился своими выступлениями против парламента Мопу.

Желая привлечь в зал суда как можно больше публики и склонить ее на свою сторону, Бомарше написал своему защитнику открытое письмо, начинавшееся словами, вызвавшими бурный восторг: «Мученик Бомарше – непорочной деве Тарже».

Будучи прекрасным юристом, Тарже отличался чрезмерной витиеватостью слога, что, впрочем, было весьма в духе того времени. Дело своего клиента он связал с проблемой восстановления прежнего парламента и закончил свою речь следующими словами:

«Итак, господа, выполните то, чего все ожидают и чего, осмелюсь заявить, в глубине души желаете вы сами, – восстановите справедливость. Пришло время для того, чтобы г-н де Бомарше, признанный обществом невиновным, был оправдан законом. Она закончилась, эта эпоха противоречий и столкновений, когда мнение простых граждан не всегда совпадало с приговором судей, когда человек мог подвергнуться наказанию, не совершив бесчестного поступка. Согласие восстановлено, нация имеет теперь своих судей. Министры и блюстители законов вновь обрели право, еще более важное и почетное, следить за нравственностью и усмирять эмоции. И вот, в счастливую пору обретенного согласия, здесь, на глазах у публики, в силу вердикта блюстителей закона, г-ну де Бомарше будет по праву возвращено высшее благо человека в любом обществе, а именно – честь, которую он в ожидании пересмотра дела доверил общественному мнению».

За десять лет до Великой французской революции подобные речи приобретали особое звучание. Парламент сдался, генеральный прокурор Сегье, должным образом подготовленный, высказался за реабилитацию Бомарше.

6 сентября 1776 года парламент в полном составе аннулировал обвинительный приговор, вынесенный ранее Бомарше, восстановил его в гражданских правах и снял ограничения на его занятия общественной и профессиональной деятельностью.

Эта блестящая победа была с радостью встречена публикой, присутствовавшей на оглашении постановления суда. Бомарше подхватили на руки и донесли до самой кареты, а на следующий день он опубликовал речь, которую не смог произнести накануне.

Эту речь можно прочесть в полном собрании его сочинений, ей не откажешь в смелости. Но та справедливая критика, что прозвучала в ней в адрес парламента Мопу – упрек в медлительности судопроизводства, в равной мере относилась и к восстановленному парламенту, чьи методы ничуть не отличались от методов его предшественника и оказались столь живучими, что и спустя два столетия продолжают парализовывать судебную машину.

В то время эта критика произвела сильное впечатление: народ с удивлением узнал, что прежние дурные привычки отнюдь не изжиты; всеобщее внимание было привлечено к тому, что судейский корпус может резко менять свои взгляды, делая вид, что в угоду народу идет против воли короля, на самом деле заботясь лишь о том, чтобы сохранить свои привилегии.