Бомба для империи
Шрифт:
– Утоп, – констатировал первый ныряльщик, поднявшийся на борт пароходика.
– Определенно утоп, – подтвердил второй.
– Амба, – коротко резюмировал последний.
Какое-то время два матроса на шлюпке пытались баграми выудить тело утопленника со дна озера, но безуспешно: Дальний Кабан было глубоким и весьма илистым озером. Самым глубоким и илистым из трех одноименных растянувшихся в цепь озер. Не зря, по слухам, казанский хан именно в нем спрятал запечатанные бочки с казной перед самым приходом под стены города
Ленчика заарестовали. Двое дюжих матросов, которые до того орудовали баграми, отыскивая в озере тело утопленника, теперь крепко держали парня под руки. Попытки отбить у них Ленчика и даже выкупить за огромные для матросов деньги ни к чему не привели: Сева и компания были с позором выдворены из капитанской каюты, куда матросы привели Ленчика. Парень бился в их руках пойманной рыбой, кричал, что его хотели зарезать и он лишь отбивался, но на капитана и матросов его вопли не производили никакого впечатления. Лишь единожды, когда Ленчик уж больно сильно заорал, что он невиновен и только самооборонялся, капитан, старый речной волк, негромко произнес:
– Ничего, в участке разберутся.
На беду на пароходе присутствовал помощник пристава Четвертой полицейской части Полупанов, губернский секретарь. Ему на руки и сдали Ленчика.
Покудова помощник пристава опрашивал свидетелей – человека с гривой, похожего на музыканта (или художника), и молодую влюбленную пару – и записывал в памятную книжку их имена, адреса места жительства и показания, пароходик изменил курс. Еще через сорок минут, пришвартовавшись у пристани Ново-Иерусалимского монастыря, резиденции казанского архиепископа, пароход высадил помощника пристава (вместе с вызвавшимся помочь ему отставным квартальным надзирателем Игнатием Разиным) и Ленчиком и пошел далее, держа курс на Аркадию…
Следом за полициантами и Ленчиком на берег сошли Всеволод Аркадьевич Долгоруков, Самсон Африканыч Неофитов, Павел Иванович Давыдовский и Лука. Лица у всех, включая Луку, были напряженные и мрачные. Оно и понятно: какое уж тут питие горячительных напитков и веселие с певичками, когда их друга под белы рученьки в участок волокут.
– Вы бы, господа, шли себе, – заметил им не очень по-доброму помощник пристава.
– А… куда вы его? – с тревогой спросил Давыдовский.
– Куда-куда… в участок, разумеется! – ответил Полупанов.
– Но он же только самооборонялся! – возмутился Африканыч. – На вас ежели с ножом полезут, вы что, разве не будете сопротивляться?
– А вот свидетели показывают, что это он первый начал утопленнику грубить. Тот не выдержал оскорблений и ударил. А этот ваш, – Полупанов кивнул на Ленчика, – его за борт взял да и выкинул. Что-то, господа хорошие, это все не очень похоже на самооборонение…
Ленчик молчал.
– Ступайте, господа, ступайте, – повторил помощник пристава и начал хмурить
– Да я бы один справился, – сказал Полупанов отставному квартальному надзирателю, когда Долгоруков и компания отошли. Правда, сказал тепло, с ноткой благодарности в голосе. – Вы ведь уже не полицейский.
– Бывших полицейских… не бывает, – ответил Игнатий Разин. Полупанов посмотрел на него и сморгнул:
– Благодарю вас.
– Ну, что вы. Не за что.
– Ну, как не за что? Вы ведь ехали отдыхать в Аркадию, а тут вон какая оказия, – извиняющимся тоном произнес помощник пристава.
– Да ведь и вы ехали в Аркадию отдыхать, – резонно заметил отставной квартальный надзиратель.
– Это точно, – невесело усмехнулся Полупанов и покосился на Ленчика: – И что вы на пароходе-то не поделили с утопленником? Не могли, что ли, берега дождаться?
Ленчик промолчал. Он вообще как-то притих и только следил за развитием событий, как зритель, который боится отвлечься от представления и чего-либо пропустить. Впрочем, Ленчик был вовсе не зрителем…
А спектакль разыгрывался на славу. И главное – как по-писаному…
– И что мы теперь будем делать? – посмотрел на Севу Африканыч. – Ленчика-то надо выручать.
– И каким образом выручать? – покосился на него Долгоруков. – Ты знаешь, как это сделать?
– Нет, – не сразу ответил Неофитов.
– Вот и я не знаю, – буркнул Всеволод Аркадьевич, скорчив недовольную гримасу.
– И что же делать?
– Продолжать начатое…
Разговор происходил поздней ночью, когда, так и не доплыв до сказочной Аркадии, все собрались в особняке Долгорукова.
Очень сильно сокрушался «старик». Все знали, что он сильно привязался к Леньке, присматривал на ним, и вот – недосмотрел. Он мрачно оглядывал собравшихся, словно задавал каждому из них вопрос: «Как такое могло случиться? Ты-то где был»?
Луке он тоже мысленно адресовал этот вопрос, и тот, поймав его взгляд, отвел свой в сторону.
Впрочем, мрачными были все.
– Его надолго могут закрыть? – Давыдовский посмотрел на Всеволода так, как будто от него зависел срок, который получит Ленчик.
– А черт его знает, – ответил тот. – Как суд решит.
– А может, не будет никакого суда? – с надеждой спросил Огонь-Догановский. – Ленчик ведь самооборонялся…
– Может, и не будет, – в задумчивости протянул Долгоруков, мельком взглянув на Луку.
– Да как не будет? Будет! – махнул рукой Африканыч. – Человек-то утоп насмерть.
– Ну, утоп и утоп, и хрен с ним! – в сердцах произнес Давыдовский. – Все это можно расценить как несчастный случай.
– Это уж как суд посмотрит, – неожиданно произнес Лука, и все обратили взоры на него. Обычно при их разговорах он молчал…