Бомба из прошлого
Шрифт:
Ройвен крышевал детей, чьи родители были номенклатурой, определявшей жизнь города: известный врач центральной больницы, директор завода, милицейский чин. Крыша защищала не от снега и дождя, а от отморозков, слонявшихся по школьным коридорам и спортплощадкам. Что Ройвен Вайсберг взял под свою «крышу» мальчишку и получает за это деньги, понравилось не всем. Пришлось пустить в ход кулаки. Доходило и до ножей, и до свинчаток. На какое-то время школа, находившаяся за оперным театром имени Чайковского, превратилась в бетонные джунгли, по которым пронесся небывалый шквал насилия. А потом наступил покой.
Директриса и начальники из Отдела образования сначала пришли в ужас при
Никто не учил его искусству инвестиций, основам экономики, управлению финансами. Писклявым, еще не ломавшимся голосом он объяснил Ройвену Вайсбергу, куда можно вложить доходы от крышевания, что следует купить и как лучше спрятать деньги. Велосипеды, кожаные куртки, алкоголь поставлялись на продажу именно тогда, когда их не хватало, и спрос достигал пика. Новый бизнес вышел за школьные стены и распространился на городские улицы. Навещая уличных торговцев, здоровяк Вайсберг предупреждал их об опасности пожаров, а приходивший после него Иосиф Гольдман, мальчишка с прыщавым лицом и в больших очках на горбатом носу, на коленке рассчитывал месячный доход ларька и определял стоимость «крыши». С теми, кто отказывался платить, случалась неприятность — их ларьки сгорали. С конкурентами, предлагавшими свою «крышу», разбирались жестоко. Равных Ройвену Вайсбергу в городе не было.
Потом появились перебежчики. Косноязычные, неуклюжие мальчишки из других банд приходили и умоляли принять их в бригаду. В восемнадцать лет Вайсберг стал авторитетом в одном из самых бандитских городов Советского Союза, а Гольдман — его бригадиром. В их распоряжении было больше двадцати боевиков, на которых и держалась бандитская «крыша». А потом Вайсберг исчез.
Когда друга забрали в армию, Иосифу Гольдману едва исполнилось тринадцать. Он остался без «крыши». Баланс силы качнулся. «Крыша» обвалилась, а без нее город Пермь превратился в мрачное, пугающее место. Гольдман залег на дно и переключился на теорию, размышляя над тем, что делать с накоплениями. За последующие два года недавнего бригадира трижды избили, разорвав при этом одежду и раздавив очки, и он считал, что легко отделался — по крайней мере его не связали по рукам и ногам и не бросили в Каму.
Через два года Ройвен Вайсберг вернулся в Пермь — еще более крепким, закаленным, жестоким, — и Иосиф Гольдман снова оказался под «крышей». Он знал, кому обязан всем. В тени «крыши» они оба пошли вверх. Таунхаус в Найтсбридже, вилла возле Албуфейры на альгарвском побережье, пентхаус с яхтой в Каннах и статус мультимиллионера с охраной для себя и семьи — ничего этого не было бы без Вайсберга.
Он оделся. В соседней комнате жена надела доставленное днем маленькое черное платье. Вечером их ждал прием по случаю запуска новой коллекции в галерее
Что случилось? Что отвлекло его?
Причин было много.
Два месяца назад Виктор уехал по семейным делам в Саров и вернулся с предложением о покупке. Через курьера Иосиф известил Вайсберга о предложенном товаре и о согласованной цене. На товар уже нашли покупателя. Дело сдвинулось. Но иметь дело с такими вещами ему еще не приходилось. Они могли провернуть выгоднейшую сделку и загрести кучу денег, в которых, вообще-то, никто из них не нуждался. Но деньги были властью и подтверждением власти.
И, наконец, этим утром два старичка отправились в далекое путешествие.
Вот что отвлекало Иосифа Гольдмана и вот почему пальцы у него были в этот вечер такие неловкие.
Он не заметил красной отметки на шее жены. Сказал, что на мероприятие в галерею можно взять с собой Григория и Виктора, а Джонни останется дома с детьми.
— Саймон не приедет? — спросила она.
— У него сегодня выходной. Ничего, Джонни с детьми справится.
— Он им нравится. И мне тоже.
— Саймона лучше оставлять для нас, — сказал он с наигранной небрежностью, — а за ребятами и Джонни присмотрит.
Ройвен Вайсберг, услышав о предложении из Сарова, ухватился за него обеими руками, как будто не видел никакого риска. Иосиф же — может быть, потому что давно не видел своего защитника и не ощущал над собой защитной ауры его уверенности, — уже давно не находил себе места. Эта сделка его пугала.
Эстер нахмурилась.
— Милый, у тебя все хорошо? Ты не заболел?
— Все в порядке.
— Это из-за того, что у Саймона выходной? Он…
— Забудь! — бросил он. — И Саймона, и Джонни — забудь. Думай лучше о том, что нас ждет. Делай то, что у тебя получается, то, что ты умеешь, а я буду делать то, что хорошо получается у меня.
— Не рвись без нужды, Кристофер. Мир вертится и без тебя. Вот придет беда, тогда и носись как сумасшедший.
Высказывания Клипера Рида, будь они записаны, могли бы стать Библией для Лоусона, но ему это было ни к чему, потому что он помнил их все и знал наизусть, со всеми интонациями.
Он и носился как сумасшедший. И Люси заразил своим сумасшествием. Саров, при всей своей важности, проблемы не представлял — о Сарове он знал все. Как, впрочем, и любой ветеран, успевший застать времена холодной войны. На мониторах, его и ее, висела карта Найтсбриджа с выделенной на ней одной, конкретной улицей и тремя зданиями на ней. Номер двенадцатый представлял собой мастерскую нескольких архитекторов; студии располагались внизу, старший партнер занимал верхний этаж. Номер четырнадцатый был сдан в аренду на сорок девять лет некоему Иосифу Шломо Гольдману, который и проживал в нем с семьей и обслугой. И, наконец, номер шестнадцатый находился в собственности некоего благотворительного фонда, помогавшего «дамам», оказавшимся в «нелегком положении». Проследив звонки по мобильному, сделанные из одного их этих зданий, Люси установила связь с Саровом и глухим лесом у реки Буг. Об этой реке он тоже знал много, как знал обо всем том, где прошла когда-то Красная Армия.