Бомба времени
Шрифт:
— Здесь ничего нет, — сказала мисс Реджис. — Просто старое, заброшенное здание.
— Поправка. Это место похоже на старое, заброшенное здание. Возможно, это просто оформление витрины. Возможно, если вы сотрете пыль, то обнаружите под ней солнечно-яркие краски.
Она в самом деле провела пальцем по стене. Под пылью не оказалось ничего, кроме пыли.
— Это ничего не доказывает, — бодро сказал я. — В нашем деле ничто ничего не доказывает. Если вы видите сон, то вам может
— Вы считаете, что спите сейчас?
— Вот это вопрос, не так ли, мисс Реджис? Откуда вы знаете, когда спите, а когда — бодрствуете?
— Сны не походят на явь. Они неопределенные и нечеткие по краям. И они плоские, двумерные.
— Помню, что я как-то раз видел во сне, как шел по карнизу крыши городского колледжа. Я чувствовал сухие листья, хрустящие бод ботинками, напряженные мышцы ног, обонял запах горящих где-то внизу сухих листьев и чувствовал уколы холодного осеннего ветерка. И при этом я думал: «Сны не походят на реальность. Реальность — реальна. В ней есть все: предметы, цвета, звуки, запахи... — Я помолчал для пущего эффекта. — И тут я проснулся.
Она вздрогнула.
— Значит, вы никогда ни в чем не можете быть уверены. Сон во сне во сне. Я вижу во сне вас... или я снюсь вам. Так мы никогда не доберемся до истины.
— Возможно, в этом и кроется смысл. Возможно, мы должны искать такую истину, которая является истиной и во сне, и наяву. Нечто постоянное.
— Что постоянное?
— Верность, — сказал я. — Храбрость. Вас, например. Вы здесь, сейчас, со мной.
— Не глупите, — сказала она, но голос ее прозвучал радостно. — Что станем делать теперь? Вернемся?
— Давайте для начала осмотримся. Кто знает? Может, это игра в жмурки, и мы в десяти сантиметрах от победы.
Я пошел по полу, замусоренному рваной бумагой, остатками картонных коробок, спутанными мотками каких-то проводов. В дальней стене была хрупкая на вид дверь. Она открывалась в темный коридор, не более опрятный, чем большая комната.
— Нам нужно было взять с собой фонарь, — сказала мисс Реджис.
— А еще лучше полицейскую машину, полную полицейских, — сказал я. — Посмотрите-ка... Хотя нет, вам лучше не смотреть.
Но она уже стояла рядом со мной, уставившись на то, на что смотрел я. Это был сенатор, лежащий на спине, и голова у него была разбита, как яйцо. Я почувствовал, как девушка напряглась, затем расслабилась и выдавила из себя дрожащий смешок.
— Напугали вы меня, — сказала она. — Это же только манекен.
Я пригляделся получше и увидел, что краска местами слезла с деревянного лица.
— Он похож... — мисс Реджис встревоженно поглядела на меня. — Он похож на вас, мистер Флорин.
— Не на меня... На сенатора, — сказал я. — Возможно, они пытаются мне что-то сказать.
— Что еще за сенатор?
—
— Он был частью эксперимента?
— Или эксперимент был частью его. Кто знает?
Я переступил через искусственный труп и пошел дальше по коридору. Коридор оказался слишком длинным для не такого уж большого здания. Он тянулся шагов на сто, причем нам не встретилось никаких пересекающихся коридоров, но в конце оказалась дверь, и полоса света из-под нее.
— Вечно еще одна дверь, — сказал я.
Ручка легко подалась. Дверь открылась в комнату, которую я видел прежде. У меня за спиной тихонько воскликнула мисс Реджис. Тусклый лунный свет лился из высоких окон в стенах из дамасской стали, покрытых восточными коврами. Я прошел по мягкому ковру к длинному столу из красного дерева и выдвинул из-под него стул. Стул оказался тяжелым, полированным, именно таким, каким должен быть солидный стул. Взгляд упал на люстру. Почему-то на нее было трудно смотреть. Ряды и гирлянды хрустальных подвесок переплетались и обвивались вокруг основы, образуя бесконечно сложный узор.
Мисс Реджис замерла, напряженно склонив голову.
— Поблизости кто-то есть, — прошептала она. — Я слышу мужские голоса.
Я прошел на цыпочках и приложил ухо к двери в противоположной стене. Тишина. Я тихонько толкнул дверь. Темнота. Я шагнул через порог и протянул назад руку, чтобы подать ей, но рука наткнулась на что-то невидимое и твердое, как очень чистое зеркальное стекло. Мисс Реджис что-то говорила, губы ее шевелились, но ни звука не проникало ко мне через барьер. Я ударил в него плечом, и что-то треснуло, — возможно, плечо, — но я пролетел через окутывающую тьму и вылетел на яркий свет.
Я СТОЯЛ ПОСРЕДИ пустыни, а на скалу шагах в десяти оперся человек-ящерица, одетый во все розовое, и лениво улыбался мне.
— Ну, вот, наконец-то, — сказал он. — Я уж боялся, что вы никогда не пройдете до конца этот лабиринт.
Я глубоко вдохнул горячий, сухой воздух, имеющий слабый запах эвкалипта или чего-то, пахнущего, как эвкалипт, и огляделся. Песок, камешки, скалы, много скал, и все носящие на себе следы времени и старости. И ничего живого вокруг, даже кактусов.
— Приятное местечко, — сказал я. — Но мне не хотелось бы здесь умирать.
— К чему какие-то разговоры о смерти? — сказал Дисс голосом, словно посыпанном пеплом из роз. — Единственная существующая тут опасность угрожает лишь вашему здравому смыслу, — и то мне кажется, что вы прекрасно с ней справляетесь. Фактически, вы проявили неожиданную гибкость. Я был удивлен, действительно, удивлен.
— Какое облегчение, — сказал я. — И что вы теперь сделаете, вклеите золотую звезду в мою послужную книжку?