Бомба. Тайны и страсти атомной преисподней
Шрифт:
В турме места много
На этом же заседании Спецкомитета обсудили проект постановления Совмина, в котором определился срок создания слойки — 1954 год, и в вгорячах обозначили ее мощность — в одну мегатонну! — и вес — до пяти тонн.
Правда, решили летом 1952 года испытать сначала модель слойки с небольшим количеством трития для окончательных решений по мегатонному изделию.
Через год стало ясно, что модель не будет готова к испытаниям и быстренько подготовили новое постановление с новым сроком — март 1953 года, которое тоже не выполнили.
Особое положение сложилось с «лидочкой». Павлов, ознакомившись с новой методикой выделения изотопа Li-6,
Однако, ни одного из этих двух зайцев, за которыми погнался самонадеянный генерал, он не ухватил, и план выпуска лития был безнадежно провален.
По этому случаю у Лаврентия Павловича состоялась небольшая «сходка», на которой нарком популярно объяснил похолодевшему от бериевской вежливости генералу, что «…у нас в турме много места». Если Лаврентий Павлович становился вежливым и говорил на «вы» — надо ожидать лубянских подвалов. Впрочем, Николай Иванович, не один год проработавший в этой системе, прекрасно понимал, что не будь в «турме», даже ни одного места, ему оно все равное нашлось бы. Павлов с утроенной, удесятеренной энергией взялся за новую методику и вскоре «лидочка» пошла по рукам заинтересованных ученых мужей.
Однако, как выяснилось, успокаиваться Лаврентию Павловичу было еще очень рано. После ареста Фукса, которым пожертвовали, похоже, сознательно, чтобы испортить англо-американские отношения — в СССР знали, что он «под колпаком», но не вывели его из-под удара — вслед за его арестом последовали провалы Голда («Раймонда»), Грингласса («Калибр»), Розенберга («Либерал»), Саранта (Хьюз»), Барра («Метр») и многих других шпионов и добровольных информаторов.
Оставался, правда, еще на свободе Теодор Холл, но он старался отвертеться от поручений советской разведки. Были еще два физика в Лос-Аламосе, были «свои» люди в Госдепартаменте, Министерстве обороны, в Комиссии по атомной энергии и во многих фирмах-контрагентах — всего около сотни информаторов пахало на этой специфичной ядерной ниве — но все труднее становилось налаживать и поддерживать связь с ними, да и сама информация от оставшихся пока на свободе агентов выглядела в основном никудышной — все больше общие слова и мало конкретики.
Поэтому, похоже, взрыв американцами настоящего термоядерного устройства «Майк» мощностью 10 мегатонн застал многих в СССР врасплох. Не случайно Берия послал записку, в которой явно ощущался моральный нажим, вслед за которым мог последовать и нажим на спусковой крючок:
«И.В. Курчатову. Решение задачи создания РДС-6с имеет первостепенное значение. Судя по некоторым дошедшим до нас данным (? — авт.) в США проводились опыты, связанные с этим типом изделий. При выезде с А.П. Завенягиным в КБ-II передайте Ю.Б. Харитону, К.Л. Щелкину, Н.Л. Духову, И.Е. Тамму, А.Д. Сахарову, Я.Б. Зельдовичу, Е.И. Забабахину и Н.Н. Боголюбову, что нам надо приложить все усилия к тому, чтобы обеспечить успешное завершение научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, связанных с РДС-6с. Передайте это также Л.Д. Ландау и А.Н. Тихонову».
Из этой записки видно, что Лаврентий Павлович совершенно не в курсе дел — в США никто не испытывал «этот тип изделий», т. е. слойку, этот суррогат даже и не собирались конструировать. Американские ученые уже добрались до сути и секретов настоящего термояда, к которым россияне подойдут только три года спустя.
Странная формулировка Лаврентия Павловича «…по некоторым дошедшим до нас данным…» означала, что «данные» появились не через агентуру, как было раньше, когда об испытании сообщалось за несколько
Для усиления нажима на ученых слегка растерявшийся председатель Спецкомитета велел послать «на объект» (КБ-11) академика Михаила Лаврентьева и членккора Алексея Ильюшина — запасную, так сказать, команду, которая заменила бы курчатовскую, буде испытания неудачными.
Лаврентьев понял навязанную ему роль и быстро отбился от провокационного задания. Зато Ильюшин сообразил, что вот, наконец, пробил его час и можно теперь отомстить всем тем, кто топтал «квасных патриотов». Он стал заводить досье на «космополитов» и «западных низкопоклонников», следить и тщательно фиксировать все промахи, неудачи и срывы. Причем специально раздувал из мухи слона, вызывая «на объект» для расследований своих сообщников. Он прямо-таки ликовал в скором ожидании провала и последующего за этим «лысенковского» разгрома в теоретической физике, которого «патриоты» так и не дождались три года тому назад…
Гадание на снежной гуще
Провалы разведки в получении секретной информации попытался компенсировать Андрей Дмитриевич. Для этой цели он набрал себе команду и в один прекрасный день выехал с ней загород, где все стали набивать большие картонные коробки свежевыпавшим снегом.
По расчетам Сахарова в этот день до Арзамаса должны были дойти осадки с радиоактивными продуктами американского термоядерного взрыва на атолле Эниветок. Снег растопили и стали выпаривать из него воду, чтобы разгадать по снежной гуще — концентрированным остаткам — какие элементы, а также их осколки присутствуют в продуктах взрыва.
По поводу этой акции и поныне много споров, мнений и суждений, причем часто прямо противоположных. Особое мнение, конечно, у «квасных патриотов» — несмотря на разгром большевистской идеологии с ее непременными кампаниями подавления инакомыслия — они все еще верят, что настанет момент, когда можно будет твердо и решительно заявить: «Россия — родина слонов!» Они не приемлют интернационального духа науки, ее делят на «ихнюю» — тлетворную и нашу — родную «квасную». Добровольную помощь западных ученых, данные разведки, информацию от других источников «квасные патриоты» отрицают, а если нельзя от нее отмахнуться, стараются принизить, обесценить.
С этой точки зрения попытка Сахарова украсть чужие секреты кажется им заведомо ненужной и недостойной, поскольку все необходимые идеи обязаны появиться в голове советского ученого без подсказки извне, а «токмо по воле» партии и ее ЦК. Так в одной из статей УФН Юрий Смирнов и Кo небрежно замечают, что «…радиохимический анализ проб в принципе (! авт.) не мог дать каких-либо сведений о реальной конструкции этого устройства».
Конечно, если под сведениями о реальной конструкции понимать точные размеры, веса, состав, схемы и чертежи взорванного термоядерного заряда, то ожидать их появления в осадках было весьма маловероятно. Но если у человека есть голова на плечах и нужная квалификация, то радиоактивные осадки могут многое ему рассказать о реальной конструкции.
Забегая несколько вперед, можно отметить — когда в СССР, наконец, испытали в 1955 году первый настоящий термоядерный заряд, англичане внимательно исследовали осадки этого взрыва и сделали все вытекающие отсюда предложения по реальной конструкции водородной бомбы, каковую и взорвали три года спустя. Американцы оберегали секрет водородной бомбы от англичан также ревниво, как и от СССР. Интересно заметить, что СССР испытал свою настоящую водородную бомбу тоже три года спустя, после первого термоядерного взрыва США, разнесшего по всему миру тщательно скрываемую информацию.