Бомбы и бумеранги (сборник)
Шрифт:
Терпеливый Аиту сидел рядом с ней, прикрывая от солнца листом пальмы.
– Как ты это сделал, чадо?
– Ломи-ломи-нуа, лечение телом и духом. Мой род – кахуна, посвященные Тангароа с рождения. Прадед превращался в акулу, дед ходил босиком по углям, братья видели вещие сны, а отец исцелял руками. Он мял людей как глину и собирал заново, выдавливая болезнь вместе с потом. Он не успел научить меня всему, но я очень старался.
– Ты крещен, Аиту? Ты веришь в Христа, нашего спасителя?
– Да, мисси. Мое церковное имя На-та…
– Натаниэль?
– Да, мисси. Я ношу крест, выучил «Кредо», хожу в церковь по воскресеньям и не хожу
– И не зовешь демона Тангароа, когда лечишь руками?
– Нет, мисси. Только когда проплываю в лагуне над Глазом Свиньи – там злой водоворот.
«Помяни, господи, царя Давида и всю кротость его». Марианна вспомнила житие святого Венсана де Поля – многотерпеливый преподобный учил священников не начинать службы с «Отче наш» и не спать со своими служанками.
– Прости, если вопрос причинит боль. Почему твой отец не смог исцелиться сам и помочь братьям?
По живому лицу Аиту пробежала тень.
– Он заразился, когда лечил соседей. Тангароа не в силах справиться с недугом белого человека.
– А с какими недугами умеешь справляться ты?
– Умею вправлять суставы, складывать сломанные кости, возвращать внутренности на место, унимать боль. Знаю, как вернуть сон, вернуть радость, прибавить сил. Отец провожал умирающих, я не умею.
– Пока не умеешь, чадо. Ты слишком юн для такого груза. Постой… ты помогаешь в больнице, чтобы учиться?
– Да, мисси. Я видел, как тане давал больному горькие пилюли и жар прошел. Я видел, как вы, мисси, надели второе лицо на отца Дэниела и ему стало не больно. И человека с отрезанной ногой видел – он должен был умереть от заражения, но умер спустя десять весен, от проказы.
Отвернувшись к морю, Марианна ухмыльнулась – она вспомнила, как подглядывала за сестрой Гоноратой, зашивающей рану бродяжке, и как умолила суровую монахиню обучать ее азам медицины. Жаль, женщинам запрещено получать патенты врачей.
– Как же ты очищаешь раны?
– Червями, мисси – они выедают больное мясо и не трогают здоровое.
– А если рана расположена на животе?
– Прошу у Тан… у Христа легкой смерти. А что делаете вы, мисси?
– То же самое. Но если кишки не повреждены, пробую обеззаразить рану и зашить ее шелковой ниткой.
– О-без-что?
Помянув царя Давида в третий раз, Марианна рассказала Аиту о невидимых зверюшках – микробах, живущих вокруг людей. Микроскоп бы сюда или хотя бы лупу… ничего, закажем в следующий раз. Ученик захлопал в ладоши и тут же удрал мыть руки. Что ж, все знания, которые есть у одной старой монахини, мальчик получит. Жаль, врачом ему не стать – математика и латынь. И «цветной» – в альма матер. Немыслимо! Но за неимением шелковой бумаги пишем псалмы на оберточной. Когда Аиту вернулся, Марианна уже достала из саквояжа анатомического Джонни – подвижную куклу, которую можно было раскрывать по слоям – кожа, мышцы, внутренности, скелет. И до темноты, с грехом пополам подбирая правильные термины на пиджин, рассказывала, как устроено изнутри тело человека.
Едва неуклюжий серпик луны поднялся над морем, к хижине прибежал перепуганный насмерть юноша чуть старше Аиту – у жены первые роды, а старухи отказались помогать чужачке. Помянув добрым словом акульего бога, Марианна подхватила саквояж и поспешила на выручку.
Маленькой китаянке пришлось нелегко – многоводие, крупный плод, страх. Но в свой срок на свет появилась красивая смуглая девочка. Внимательный осмотр не выявил никаких признаков проказы.
Поутру монахиня проснулась к ранней мессе и целый день провела в трудах. И следующий день. И следующий за ним – словно кто-то влил молодое вино в старые меха. Марианна поспевала повсюду – лечила, утешала, молилась, показывала, как кроят платье и пишут буквы, убирала к венцу невесту, шила саван, варила суп в большом котле, сидела с отцом Дэниелом, когда воспаление печени снова свалило его. Силы били ключом, их хватало на все и еще оставалось на занятия с Аиту – юноша впитывал знания, как земля воду. За считаные дни он выучил четыре действия арифметики, подобрался к дробям и угольком на доске вывел первое «esse». Esse homo – не чета иным белым. Но кесарю кесарево, у Марианны давно уже хватало мудрости не менять то, что не менялось.
Через две недели приплыла лодка. Будь благословен, жирный старый жулик! Четыре Библии в переводе на гавайский. Два флакона «газ-доктора» – спасибо, спасибо вам, сестры. Бинты, йод, хинин, карболка, каломель, камфара, сахар, мука, рис, саго, мыло и простыни – пусть враги веры Христовой спят в тропической хижине без простыней и москитной сетки. Телеграмма от отца Франциска. Оскорбительное молчание от губернатора. И бочонок карибского рома – капелька алкоголя дезинфицирует воду, придает сил ослабевшим и останавливает злокачественный понос. Из-за бочонка, пузатого и соблазнительного, и начался бунт – на острове давненько не водилось спиртного, а любопытные туземцы тут же приметили выпивку.
Марианна перевязывала больного в мужской хижине госпиталя, когда раздался многоголосый шум. Разношерстная толпа подвалила из леса, вооруженная кто во что горазд – палки, пращи, камни, дубинки, утыканные острыми раковинами. Разгневанные мужчины орали на нескольких языках разом, Марианна понимала их через слово. Что-то про проклятых белых людей, которые привезли на острова китайских кули и приманили ненавистную проказу. Про месть и справедливость, о которых давно забыли. Про то, что добрая выпивка облегчает боль и радует душу, а жир, вытопленный из головы европейца, заживляет лепрозные язвы. Марианна захлопнула дверь хижины и торопливо подперла ее аптечным шкафом.
Снаружи разнеслись крики и страшная брань. Рыжебородый боцман Ян Клаас не стал искать правых и виноватых, его тяжелые кулаки равномерно отвешивали удары. На мгновение показалось, что страх перед грозной железной рукой отрезвит бунтовщиков. Но взметнулись и опустились дубинки, раздался жуткий хруст ломающихся костей. Потом сквозь плетеную стену просочилась тоненькая змейка дыма. Лежачие прокаженные взвыли от страха.
«Они сожгут меня заживо, вместе с больными», – отстраненно подумала Марианна. И вздрогнула – звонкий голос Аиту убеждал соплеменников опомниться, не карать тех, кто потратил жизнь на возню с обреченными, не гневить ни Христа, ни свирепого Тангароа. Справедливость существует, бог слышит нас и отвечает, как может. У нас есть друзья и родные, море и белый песок, цветы лехуа, песни птицы ививи, жемчуг и раковины. А у Христа на кресте никого не было, даже отец оставил его.