Бомж, или хроника падения Шкалика Шкаратина
Шрифт:
...Придется признать: недооценил силу агитации. 17 мая произошел инцидент с Гориновым на почве распространения дополнительного задания по займу на сумму 400 руб. для работников с/Совета.
– Ну что вы думаете о дополнительной подписке?
– спрашивает он, председатель с/Совета. Осколков отказался. Я сказал: "Когда заработаю дополнительно 100 руб., подпишусь." Не долго думая, Горинов заявил: "С сегодняшнего дня можете быть свободными. Рассчет получите по 16 мая." Пугачев смеется: "Секретарь, пиши приказ!". "Нет,- поправляет его Горинов - решение исполкома."
Хоть он и председатель исполкома, но его мнение еще не закон.
– Будете подписывать,
– после того как я ему подсчитал 125% к его ставке. 200 рублей остались не подписанными никем.
Выжимать больше было не из кого.
Через час председатель общался с обычной интонацией. Доволен успехом.
12 августа. Уборка хлеба началась. Пора действительно горячая. В прошлую ночь Горинов вызвал в с/Совет: "Сходи в ночь на работу." Поужинал и пошел. До двух часов ночи никто более не пришел. Сегодня поехал в отряд. В избушке ни души. Лозунги валяются на нарах. Поехал к комбайну. В десять часов утра комбайн стоит: нет людей на копнитель. Приезжают в 10-11 часов. Многие женщины ходят по хмель, по ягоды. Вот тебе и организация труда.
15 августа. Вечером состоялось совещание агитаторов. Присутствовал инструктор райкома ВКП(б) Еремин. Отметил, что агитмассовая работа проводиться плохо. Не оборудованы культстаны, обращение шушенцев не проработано с колхозниками, соревнование не организовано. Еремин дал общее указание на будущее: обычные фразы. расплывчатые задачи... Однако, насколько много говорят и пишут в газетах об этой работе партийные и советские работники района и края, настолько мало обращают внимания на это местные власти. В кабинетах что-либо делать никто не хочет. Создают смехотворные легенды о коммунизме. Говорят, что скоро колхозы переведут в совхозы, будут работать по восемь часов в день, платить зарплату взамен трудодней. Хлеб будут продавать в ларьке.
Маркс тысячу раз прав в том, что "бытие определяет сознание". Этот закон подтверждается на каждом шагу.
У многих людей сложилось убеждения, будто я что-то пишу. Роман?.."
– Кук-ка- рек -ку-у-у!..- Ворвался в раннее утро звонкий деревенский горлопан.
– "Кукареку," - и все тут. "Петуха" бы не пустил... Вонзил свой петуший альт выше сосен, в хмурую августовскую рань, в сонное ферменское царство, в тишину гулко-тягучую, и - затих. Паузу взял.
" Первые петухи" - так и называется предрассветное сумеречное времечко, не знаменитое ничем, кроме петушиного пробуждения. И именно оно, дремучее и дремотное, распростерлось над спящим миром паутинным оцепенением; сдерживает рассвет, караулит здешний покой. Вышедший по нужде мужичок полусонно обозрел окоем деревенской городьбы и опушки бора, выслушал петуха и зевнул.
Покойно-то как...
Спит Ферма. Спят её собаки, свиньи, колхозные и единоличные коровы, овцы. Спит всякая птица. Спит богатырский бор, степная трава и тихая гладь ферменского озера. И коротенькие переулки, и дворовые закутки, и площадь у поселкового магазинчика - всё спит. Спит - посыпехивает, отслуживший свою ночную вахту, бездомный кот Кузя. Спят и люди.
Петушинная пауза - не вечность. От первого до последующих петушиных перекликов сонные ферменские мгновения замирают вовсе
Борзый петух у Федора Пилатова. Так и норовит выпендриться! Зорко сторожит свой час перед рассветом, не уступая первенства соперникам из других подворий. И сам Федор, дюжий ферменский крестьянин, чутко почивающий в сонном царстве - ранний ставка и извечный трудяга - под стать горлопану. Теперь он раскинулся на топчане, тесня Марьюшку, окруженный другими сонными домочадцами, в интуитивном ожидании петушиного сигнала.
Ан, светает. Неотвратимое и неуемное солнечное светило незримо поглощает ночной сумрак. Затепливается линия горизонта, за нею багровеет западная канва горной гряды, потом заливается холодной желтизной широченная пойма древней реки, с массивами ее островов, лугов и кромкой хвойного бора. Оранжевое солнце зависает над темным Убрусом, по-над сумрачным лесотравьем. Над скопищем живого и мертвого мира, приютившегося на узкой степной террасе - не то деревней, не то заимкой. Выселками, известными в здешней округе под названием Ферма.
Спят ферменские. Их чуткий сон в самый канун дня Ивана-купала уже и не сон вовсе. Скорее, радостные полусон-полуявь, полупредчувствие святого дня, так за последние годы и не забытые, не зачумленные новыми советскими ритуалами. Патриархальное чувство - праздник купания и чудес... Но - спят еще люди большие и малые, юные и старые. Спит Ферма. А петухи!
– уже нет удержу.
Глава пятая. Пилатовы
...общий закон жизни есть стремление к счастью и все более широкое его осуществление.
В. Г. Короленко
В ночь на день Иконы божьей матери" Споручницы грешных" задождило. Хороший ливень разгулялся по всей округе. И уже к утру встрепенулись зеленя посевов, луговой травы и огородной ботвы. А как задышалось!..
Зной последних недель, сухой и пыльный, сменился на теплый и влажный озон. Спасибо, матерь божья.
Короткие рассевы дождя продолжались весь воскресный день. Пополудни же - вновь ливень. Ай-да на картошку! Хорошо-то как, господи. Недельных гусят приходиться таскать решетом то в избу, то вон: как бы не остыли. А вот папа-гусак, любовно прозванный Марьей Пилатихой "Тегой", только рад. Жадно хватает, выщипанные с грядки укроп, лебеду. Ходит за хозяйкой, точно собаченка.
Растаяла сердцем и баба. Ой, да какое сердце не обольется умилением при виде преданности щенячьей, неуклюжей беззащитности тварей домашних...
– Тега, тега, - кличет Пилатиха гусака, и беззвучно смеется на его ответное гоготание, - Тега, тега, - и тянется сухонькой рукой - погладить длинную белую шею.
Уже на закате высветило полоску бирюзового неба. Завтрашний день обещал быть знойным. Перед самым закатом на ферменском озере бойкий клев окуня. На нехитрую снасть окунишка кидается как на блик солнечный. Заядлые мужики - один азартнее другого - наскоро соорудили снасти и - на ловлю. По берегам вкруг озера... Окунь соленый - не последнее дело в нехитрой крестьянской трапезе.