Bonjour, Nicolas!
Шрифт:
Облизнув их, она пожала плечами.
— Я обожаю всякие лакомства. Дома почти никогда не бывало. Мать считала, что чревоугодие, а тем более сладости — это грех. А мне кажется, лучше уж быть грешницей, чем отказывать себе в удовольствии, — Клэр взяла с тарелки новое пирожное и посмотрела на Николя. — Хочешь?
— Хочу, — в тон ей ответил он и, взяв ее за запястье руки, в которой было пирожное, нахально откусил. — Где сейчас твои родители?
— На Джерси. Они были там всегда. Наверное, и сейчас там, — она смахнула крошку с его губ. — После того, как я сбежала из дома, их больше не видела. И они бы вряд ли заметили,
Слушая ее, он только посмеивался — а чего еще ожидать от девчонки, тем более актрисы, тем более француженки. Но именно от нее, девчонки, француженки, актрисы, он совершенно потерял голову. За каких-то несколько коротких дней она перевернула его жизнь настолько, что он готов был поклясться — другой жизни ему не нужно. Нужна только эта — в кондитерских, на катке, в маленьких лавках, где они покупали всякие глупости, в кресле малой гостиной или на полу под елкой в большой. Впервые ему хотелось о ком-то заботиться, впервые ему хотелось кого-то баловать. Впервые он влюбился.
— Палтус и святая Клара? Увлекательное у тебя было детство, — сказал Николай с улыбкой. — А театр? Театр тебе нравится?
Глаза ее загорелись, и она страстно прошептала:
— Я обожаю театр! Я мечтаю стать, как Лилли Лэнгтри — знаменитой в театре и в свете. И я точно знаю, что оперетта — это временно. Однажды все изменится, и я буду настоящей актрисой.
— И ты будешь настоящей актрисой, — повторил он с улыбкой. — А быть простой женой простого ученого тебе не интересно?
Вопрос прозвучал легко, так же легко, как все получалось с ней.
— Пока что мне не приходилось играть такую роль, — отозвалась она и, откинувшись на спинку стула, улыбнулась. — Но сегодня вечером мне доведется побыть невестой.
— Это чьей же? — засмеялся Николай.
— Одного легкомысленного художника.
— Какая увлекательная пьеса! Билет мне достанешь?
— Мадам Кора не позволяет нам этого делать, — она смущенно улыбнулась, — но это и к лучшему. Там слишком красивая главная героиня!
Она рассмеялась и, быстро поднявшись, схватила его за руку.
— И опаздывать мне нельзя.
— Как у вас строго, — проворчал Николай, устроил ее ладонь на сгибе своего локтя и нарочито степенно пошел между столиками.
Когда они вышли на улицу, он на мгновение зажмурился — так ярко светило солнце, а когда перевел взгляд на Клэр, замер — удивительным светом это бесстыжее солнце заблудилось меж прядей ее волос, скользило по белоснежной коже и отражалось лучами в глазах.
— Знаешь, как по-русски звучит Клэр? — зачем-то спросил он.
Она вопросительно посмотрела на Николя.
— Свет-ла-я, — по слогам произнес он.
Клэр попыталась повторить чужое слово, тщательно выговорив его вслед за ним по слогам. И рассмеялась, прекрасно услышав, что у нее оно прозвучало совсем по-другому.
— Ну вот. Как я уже говорил — две недели, и у тебя все получится, — вторил он ей.
— Две недели — это слишком долго! Но, может быть, пирожные помогут и с языком?
Сегодняшнюю роль Клэр сыграла легко. Горло совсем
А он, между тем, под звуки выступавшего на сцене финального хора, в числе которого была и Клэр, ожидал ее в гримерной. Остальные актрисы, с которыми она делила эту крохотную комнатенку, предупреждены заранее, что входить не стоит. Еще бы! Богатый русский, не иначе князь какой-нибудь, крутил роман с Клэр дю Вириль, ничуть не стесняясь. И не опасаясь того, что мадам Коре это может не понравиться.
Он стоял перед ее зеркальцем и вглядывался в отражение разных женских мелочей, стоявших на узкой тумбочке под ним. Грим, щетки для волос, какие-то немыслимые побрякушки. Чуть улыбнулся и достал из кармана маленький медальон-камэ на голубой шелковой ленте. Невзрачная фамильная драгоценность. Может быть, она и не заметит. И устроил этот медальон на подушечке для украшений, когда, отворяясь, заскрипели петли двери.
— Ты? — радостно вскрикнула Клэр. — Я быстро.
Она засуетилась по гримерной, забежала за ширму, чтобы сменить платье.
— Кажется, я соскучилась, — выглянула она оттуда и снова спряталась за расписанной павлиньими перьями тканью.
Переодевшись, подошла к зеркалу, чтобы снять лишний грим, и заметила медальон. Чуть нахмурившись, некоторое время смотрела на него, не решаясь взять в руки, а потом перевела растерянный взгляд на Николя.
— Мелочь, безделушка, — сказал он беззаботно. — Конечно, не такая яркая, как все это, — он кивнул на разбросанные побрякушки, — но я хочу, чтобы она была у тебя.
Клэр несмело взяла медальон в руки, но, так и не решившись надеть его, завернула в носовой платок и убрала в ридикюль.
— Послушай, — негромко позвал он ее. — Сегодня ты сыграла на сцене невесту. Я прошу тебя в жизни не сыграть… быть моей женой.
Глава 8
23 декабря 1925 года, Лондон
В номере было темно и тихо. Запах нежилой, холодный. Странно, как это в гостиницах всегда пахнет, будто никто в них не живет. Николай прошел в спальную, в темноте разделся и лег в постель, ожидая, что жена уже видит десятый сон, и пытаясь устроиться на самом краю кровати. Но уже через несколько мгновений понял, что в кровати ее нет. Он приподнялся, включил бра над головой и осмотрелся. Веру он нашел сидящей в кресле напротив. Она куталась в плед и глядела прямо на него. Он спокойно встретил ее взгляд и коротко сказал:
— Не бойся. Я тебе не изменял, если ты думаешь об этом.
— Я не боюсь. Этого я не боюсь, — проговорила Вера.
— Ты ведь знаешь, что у нас не семья, верно?
— Ты так думаешь?
Николай потер уголки глаз — ужасно хотелось… спать? Нет, не спать… или спать так, чтобы проснуться пятнадцать лет назад в квартире на 17 линии на Васильевском острове и уже никуда не отпускать единственную женщину, с которой у него могла бы быть семья.
— Ужасно банально и пошло — я очень виноват перед тобой, Вера, — наконец, произнес он. — Не в том, что не люблю тебя. В том, что позволял тебе оставаться моей женой, но при этом сам считал тебя другом. Ведь это было так?