Борьба на Юге. Жаркое лето и зима 1918
Шрифт:
— Проклятье! — выругался я, когда последний раз промахнулся. — Но готов поспорить, что парня обдало ветерком от пули.
Одновременно с моим последним выстрелом, наш бравый хорунжий Гульнов снова вступил с короткой очередью и снес с седел как косой сразу пятерых вражеских всадников. Эти потери заставили наших азартных врагов несколько умерить свой энтузиазм. Красная кавалерия немного отстала. Неплохо, будем надеяться, что больше ни одна из наших лошадей не будет ранена или не подвернет ногу.
Все это было хорошо, но не могут же наши лошади держать такой бешеный темп вечно? Через час после начала
Словно, подтверждая мои печальные мысли я заметил, что красные кавалеристы уже мелькают не только сзади и с флангов, но даже впереди. Час от часу не легче! Конечно, еще были разрывы, в которые можно было проскользнуть, но наши лошади уже еле тащились. Приехали, надо искать себе подходящее местечко для обороны.
Когда мы нашли небольшую лощинку рядом с бугром, поросшим высохшей травой и чахлой солянкой, наши лошади уже буквально стали и хрипели, роняя на землю клочья пены. Телеги в неглубокую лощинку, кое-где поросшую колючим терновником, мы буквально закатили на руках, обдирая ногти. Положили коней и легли на землю сами, теперь вражеские пули не смогут нас достать, а артиллерии у противников нет. Я растянулся в пожухлой траве, ломая сухой бурьян, во весь рост. В полуметре от уха раздалось противное шипение, и прямо перед моим носом в траву скользнула здоровенная гадюка. Но в тот миг не она меня заботила.
Пули свистели над головой, прочесывая низину. Хорунжий с пулеметом занял место на бугре и принялся короткими очередями отгонять от нас вражеских всадников, роящихся возле нас словно осы вокруг сотов с медом. У него привычка — не спешить открывать огонь. Лежит, сжав зубы, и терпеливо ждет. Наши волнуются, требуют: " Бей же сукин сын, а то все пропало!" Но Гульнов молчит. И только когда красные кавалеристы подлетают вплотную — этот хладнокровный тип, надо отдать ему должное, начинает косить огнем как серпом под корень.
Если еще у нас шансы? Всегда есть. Если экономить патроны и дождаться темноты, то ночью, рассеявшись, кто-то из нас сможет перейти линию уже довольно близкого фронта. Если пристрелить загнанных лошадей, а красноармейцы не поймут, что в мешках и ящиках, из которых мы теперь соорудили баррикаду у нас драгоценный металл, а примут его за простое олово (или другой мусор) и бросят на месте… Кто-то потом сможет вернутся, и вывезти платину, чтобы затем передать ее немцам. Это наш долг. Как любил говорить гросс-адмирал фон Тирпиц: «Именно коварный Альбион заставил немцев и русских истреблять друг друга». Если не будет поздно… Германия уже на грани поражения в войне, сражаясь на последнем издыхании…
С другой стороны, у красных сейчас полно без башенных берсерков! Такие же наркоманы… Про наркотики это не для красного словца, районы на которые опираются Советские власти, в точности совпадают с районами преимущественного распространения
Это я как бывший работник Наркоконтроля твердо знаю. А скажет вот такой обдолбанный молодчик: "Пулеметы не пулеметы, там за холмом Победа! Ура, товарищи!" Набросятся на нас со всех сторон и задавят массой. И все, заказывай панихиду по месту жительства. Ерунда, умрем, но не сдадимся! Большевики могли убить нас, обезоруженных и обессиливших, могли жестоко замучить, но сломить наш дух не могли, и никогда не сломят! Не на тех напали, это я прямо скажу.
Еще часа два мы упорно отстреливались. Похоже было, что патроны закончатся у нас быстрее, чем наступит спасительная темнота. А красных уже было уже не меньше полутора сотен, что на наш неполный десяток было более чем достаточно. Становилось совсем тоскливо. Что же, мы либо устоим, либо умрем. Других вариантов нет. Держимся столько, сколько сможем. Если погибнем, заберем с собой столько этих ублюдков, сколько получится. Вокруг творится настоящий ад: кольцо воинов, сполохи выстрелов, периметр обороны сжимался, обе стороны бились с непревзойденной отвагой. Пули цокали и пели теперь всюду, но никто не обращал на эти свинцовые сквозняки никакого внимания.
Пару раз красноармейцы, ползком подобравшись к нашим позициям и накопившись в тылу, поднимались в яростную атаку. Плотная масса людей, что бросались вперед с змеиным проворством, искаженные яростью и бешенством лица, белые и красные; все завертелось вокруг, повсюду кипела рукопашная. Я механически давил на спусковой крючок «Маузера», каждый миг ожидая агонии смертельного удара. Враги валились на землю как подкошенные, но их было много. Пули со свистом проносились мимо меня, и приходилось лишь удивляться, как я до сих пор оставался жив. Скорее всего эти буденовцы были самыми большими мазилами в России. В отражение этого бешеного натиска особенно отличился мой личный водитель- Ефим Соколов.
Мне с ним оба раза пришлось отражать атаку: силища у него лошадиная, и вы бы посмотрели, что он делает… Штык быстрой молнией летел в брюхо противников, выплескивая разившие кислятиной кишки глупцов на землю. Всякие виды мне приходилось видывать, но как он орудует штыком и прикладом, знаете ли- это страшно! Бывалый парень, сразу видно. Все превратилось в зловещую мешанину тел, как большая свалка в регби — только вместо спортивных кличей раздавались крики ярости, блестели вспышки выстрелов и сталь.
Единственная надежда в гуще битвы была на наш пулемет, державший основную массу будёновцев в отдалении, но патроны к нему уходили просто с фантастической скоростью. Время текло медленно — так часто бывает в ужасные моменты, когда все движется будто в замедленном ритме, а все мельчайшие детали кажутся выпуклыми и четкими. Даже выстрелы доносились будто издалека. Неумолимая Смерть уже распростерла над нами свои крылья.
И вот когда уже казалась что никакой надежды нет (бой шел без пощады), почти все было уже кончено, как вдалеке грянуло дружное: " ура!" Это шла казачья лава!