Борьба на юге
Шрифт:
Метод приготовления был так прост, а составляющие так доступны, что я не мог удержаться от искушения. Кристаллы йода и раствор аммиака пока были в каждой аптеке. Так что нужно брать про запас, при случае смешаем себе еще. Приготовить взрывчатый состав было делом нескольких минут. "Товарищи" будут в полном восторге от возможностей бытовой химии.
Вдобавок к вышеизложенному, в одной из киевских аптек я купил себе шарик из натрия, размером с грецкий орех, хранящийся в жестяной коробочке. То, что нужно, просто добавь воды и у тебя всегда будет огонь. Этот мягкий, серебристый металл, если его бросить в воду, внезапно загорается со взрывом и горит ослепительным
Кроме всего прочего я купил себе в дорогу конфет и печенья, чая и сахара, подобные вещи хранятся хорошо, надо брать пока еще они есть в продаже. Металлические деньги (особенно золотые) я, памятуя о грядущей суперинфляции, старался придержать, а платил за все бумажными 20-ти и 40-ка рублевыми керенками из ночной добычи. А еще какими-то подозрительными германскими марками, доставшимся мне тем же путем, которые, как выяснилось в дальнейшем, оказались фальшивыми.
Не желая засиживаться в Киеве и терять время, так как навыки ночной стрельбы уже подтянул, я энергично принялся подготовлять свой отъезд. На вокзале по-прежнему толпилось много народа, преобладали офицеры, солдаты и казаки. На этот раз сведения полученные мною там были несколько утешительнее, чем прежде. Сообщение с югом уже поддерживалось, хотя нерегулярно.
Неизвестно было только одно, но самое важное — доходят ли отправляемые поезда до места своего назначения или нет. Пока не один из них не вернулся. Такое понятие, как надёжная связь, совсем не сочеталось с всеобщим развалом и разрухой. Но добираться самостоятельно напрямик бесполезно. Мало того, что зимой в степи бывает очень холодно, так еще шансы сгинуть от рук каких-нибудь разноцветных "партизан" только увеличиваются.
На станции Киев ожидало отправки несколько казачьих эшелонов. После неоднократных попыток, в начале, правда, неуспешных, мне, в конце концов, удалось отыскать казачье бюро, заботившееся проталкиванием казачьих эшелонов на юг и нелегально содействовавшее и отправке офицеров, выдавая им особые квитанции на право следования в этих эшелонах.
Эти маленькие квитанции, как я узнал позже, офицеры любовно прозвали "бесплатными билетами на тот свет". Такое название объяснялось тем, что офицеры, пойманные в дороге с этими удостоверениями, беспощадно уничтожались большевиками, как контрреволюционеры.
Начальника этого бюро я не застал, но его помощник, которому я назвал себя и объяснил цель моего посещения, весьма любезно и предупредительно поделился со мной сведениями о Доне. К сожалению, его осведомленность о тамошних событиях не была особенно полна, и многое ему совсем не было известно. Он подтвердил лишь, что на Дону идет ожесточенная борьба с большевиками, которые «с наганом в руке и с Лениным в башке», в одночасье мечтали стать новым правящим классом.
Атаман Каледин тщетно зовет казаков на эту борьбу, но его призыв не находит у них должного отклика. Главной причиной такого настроения среди казаков, являются "фронтовики". Еще до Киева они сохраняют видимую дисциплину и порядок, но затем, по мере приближения к родной земле, они подвергаются интенсивной большевистской пропаганде многочисленных агентов советской власти, осевших на всех железных дорогах. В результате такой умелой обработки на длинном пути, казаки уже в дороге приучаются видеть в лице Каледина врага казачества и источник всех несчастий,
Искусно настроенные и озлобленные против своего Атамана и правительства, фронтовики, прибыв на Дон выносят резолюцию против Каледина и демонстративно расходятся по станицам с оружием и награбленным казенным имуществом. По его словам, проехать в Новочеркасск весьма затруднительно, так как большевистские шпионы, оседлав железную дорогу, и пустив здесь глубокие корни, зорко следят за всеми едущими на юг. Железная дорога пользуется дурной славой, как притон большевиков. Через жернова кровавой мясорубки невредимыми просачивается очень мало людей.
— Я дам вам удостоверение, — добавил он, — для следования в казачьих эшелонах, но имейте в виду, что большевики часто обыскивают подобные эшелоны, отбирают у казаков оружие и попутно вылавливают посторонних, и, конечно, с ними не церемонятся. Следует все время быть начеку, держаться дальше от казаков, не вызывая у них излишнего любопытства и, по возможности, избегать тех эшелонов, которые еще не разоружены и, следовательно, подлежат обыску.
Эти указания я выслушал очень внимательно, стараясь запомнить каждое слово.
Помню, во время нашего разговора, в комнату несколько раз входил и возился у печи какой-то субъект, одетый в полувоенную форму. Его внешний вид и особенно хитрая и на редкость неприятная крысиная физиономия произвела на меня сразу отталкивающее впечатление и, каждый раз, при его появлением в комнате, я инстинктивно настораживался. Однако, беспечно полагая, что это обычный вестовой, служащий здесь, я не расспросил о нем офицера, о чем после мне пришлось впоследствии пожалеть.
Здесь же, я познакомился с молодым офицером, поручиком Сергеем Щегловым, пришедшим сюда, как и я, за информацией. Слыша, очевидно, наш разговор, он подошел ко мне, представился и очень настойчиво стал просить взять его с собой на Дон. Искренность его тона, убедительные доводы, выражение лица, горящие добрые глаза, невольно вызывали к нему симпатию и в то же время не оставляли никакого сомнения в непоколебимости его желания во что бы то ни стало попасть к Каледину.
Слово за слово, мы с ним разговорились. Оказался он был начальником пулеметной команды, которую привез с собой в Киев с тайным намерением, вместе с ней пробраться на юг.
Люди команды были надежные, большевизм к ним не привился, его любили и слушали, но мечте его все же не суждено было осуществиться. По прибытии в Киев, не получая долго разрешения на дальнейшее следование, команда подверглась большевистской пропаганде. Ее результаты сказались быстро. Команда вышла из повиновения, люди разошлись, имущество частью расхитили, частью бросили на произвол судьбы. Предоставленный самому себе, в чужом большом городе, без дела, далеко от дома, в обстановке чрезвычайно сложной и противной его натуре, поручик С. Щеглов, еще совсем мальчик, не хотел однако мириться с горькой действительностью, мечтая быть там, где, зовя на смертный бой, ему чудился трубный звук похода.
В тот же день, он посетил меня и в течение нескольких часов делился со мною сведениями и слухами, впечатлениями о Киеве и строил широкие, фантастические планы будущего. Захлебываясь от восторга, он увлекательно рисовал перспективы нашего путешествия, гордился предстоящим риском и здесь же предлагал и разные рецепты.
Жил он с несколькими офицерами, которые, по его словам, охотно поехали бы на Дон вместе со мной. Я обещал зайти на следующий день и переговорить по этому вопросу. Думаю, пулемет мне не помешает.