Борьба с безумием

де Крюи Поль Генри

Все неудачи Джека я могу приписать только отсут­ствию у него одного качества, определение которого не найти ни в научном, ни в психологическом, ни в солидном толковом словаре. Это качество известно среди призовых борцов, футболистов и солдат-пехотинцев; некоторые из них проявляют его в моменты наивысшего напряже­ния, и называется это качество «мокси». Джек обладал многосторонними способностями, имел почти все, что тре­бовалось от него в то время, за исключением мокси.

Мокси означает умение брать мертвой хваткой, иметь сердце бойца. Не должен ли каждый стремящийся к со­перничеству в любой области родиться с мокси? Или, быть может, мокси глубоко скрыто и остается

до поры до времени незаметным, а потом, в момент наивысшего на­кала, когда напряжение становится невыносимым, оно себя проявляет? Такие примеры известны; они бывают полны истинного драматизма и часто кончаются трагиче­ски. Держала ли судьба его в запасе для Джека?
– Ответ на этот вопрос выявится в последующие десять лет его бурной жизни, начиная с 1941 года, когда он снова начал добиваться врачебного диплома, чтобы стать рядо­вым практикующим врачом, умеющим лечить больных и грешников, заблудших и убитых горем людей.

Глава 5

В начале сороковых годов Джек Фергюсон был совсем одинок. Отец его умер. Мать находилась в таком нервном состоянии, что трудно было к ней подступиться. Жена и дочь жили в Калифорнии. Не было никого, кто нуждался бы в его любви, и он остался один-одинешенек со своей мечтой стать доктором. Быстро пролетел год подготови­тельных занятий. После уплаты за обучение и лаборатор­ные занятия на первом курсе весь его капитал составлял девяносто восемь центов; но он устроился буфетчиком на. вечерние часы и после занятий работал до 12 часов ночи. Не одну ночь просидел он напролет, чтобы выполнить школьные задания к завтрашнему дню. Теперь уж ничто не могло его остановить. Зачеты он сдал блестяще. Доктор Одвин Кайм устроил его на факультете - преподавать анатомию своим товарищам, студентам-медикам. Он ничего не предпринимал, чтобы уклониться от военной службы, и, когда призвали его возраст, был зачислен в армию. Каза­лось, вновь начинается старая жизнь - жизнь «перекати-поле». Но вот - вероятно, потому, что в военное время стране нужны хорошие студенты-медики, а может быть, и потому, что Джек был непомерно тяжелого веса, - армия вернула его в медицинскую школу.

Наботая по вечерам буфетчиком, Джек встретил девушку по имени Мэри, служившую кассиршей в таверне. Она была итальянкой. Ее серьезное, печальное лицо, говорившее о не очень счастливом прошлом, имело харак­терную особенность - неожиданно озаряться тихой улыб­кой, и глаза у нее были серые, ласковые.

– Когда мы впервые с ним встретились, Джек был ужасно толстым, - вспоминает Мэри.
– Это был настоящий боров. Он весил 260 фунтов. Он был таким жирным и противным, что сначала я даже смотреть на него не хо­тела, - серьезно объясняла Мэри.

Мэри посадила его на диету, в результате которой оп снизил вес до 210 фунтов. Джек получил развод, и в 1944 году они с Мэри поженились. Вот почему Джек так сильно к ней привязался: живя с Мэри, ему не приходи­лось отвлекаться от своей работы или распинаться перед нею, чтобы заслужить ее любовь. Она и сама зверски ра­ботала - убирала, стряпала, стирала и по многу часов си­дела за кассой в таверне, чтобы помочь ему продержаться в университете. Мэри вспоминает, как успешно она повы­шала свой умственный уровень. Прямо удивительно, как быстро Джек посвятил ее в тонкости своей работы и разговаривал с нею, как с равной, о своих медицинских занятиях. Их жизнь обещала стать идиллией.

– Джек был так добр и благороден. Он с такой тер­пимостью относился к моему невежеству, - рассказывает Мэри.

Горячая любовь к, Джеку сделала Мэри его личным врачом. Во-первых, она помогла ему сбросить пятьдесят

фунтов веса; потом ее стало тревожить, что он слишком щедро расходует свою энергию. Он проводил сутки без сна, работая в лабораториях, обучая студентов, не отка­зываясь от случайной работы в университетском дворе, просиживая за книгами большую часть ночи - ночь за ночью без перерыва.

– Он не спал и трех часов в сутки. Я боялась, что это подорвет его здоровье, - рассказывает Мэри.
– Но никак не могла укротить его.

Джек обучался тогда в Индиакском университете, в Блумингтоне. Это было в начале сороковых годов, незадолго до того, как находившие на него приступы возбуж­дения стали по-настоящему беспокоить Мэри. Джек начал проявлять странности в поведении. Он забывал являться к обеду, а потом звонил по телефону из Индиансполиса, что очень, мол, извиняется и спешит вернуться домой бли­жайшим автобусом.

– Когда я спрашивала его, в чем дело, - рассказывает Мэри, - он только говорил: «Потому, что я проклятый дурак, - и все». Однко он не терял своего добродушия и всегда был ласков со мной. Тогда он еще умел держать себя в руках и не раздражался.

Весной 1945 года Джек заканчивал уже второй курс университета, занимаясь одновременно и преподаванием, и изучением медицины. Он так носился, как будто дом го-оел и ничто не могло охладить его пыл. Он занимал­ся теперь в Индианополисе и лишь в конце недели приез­жал в Блумингтон побыть с Мэри, потому что они ни­как не могли найти квартиру в перенаселенном военизи­рованном городе. В мае 1945 года у него случился тяже­лый приступ грудной жабы. Врачи и Мэри ждали его смерти.

После семинедельного пребывания в больнице Джека перевезли в Блумингтон и отдали на попечение Мэри.

– Единственным моим утешением, - вспоминает Джек, - была Мэри. Ее любовь и забота пробудили во мне желание жить дальше.

Но, находясь один в больнице, взволнованный мысля­ми о близкой смерти и о потере целого семестра, Джек на­шел себе другое утешение, и оно не предвещало ничего хо­рошего. Во время сердечного приступа врачи давали ему барбитураты, чтобы он спал и не так сильно нервничал. А Джек, с его диким, почти маниакальным темперамен­том, особенно нуждался в барбитуратах. На его взгляд, это было удивительное лекарство.

В Блумингтоне под неусыпной заботой Мэри он стал быстро поправляться.

– Все было прекрасно, - вспоминает Джек, - за ис­ключением того, что я пристрастился к барбитуратам.

Джек стал принимать их даже без особой нужды и все больше и больше втягивался в эту привычку.

Я сознавал, что это нехорошо, но все же продолжал их принимать, - рассказывал Джек.
– Они как-то затума­нивали мои представления о действительности.

Возвращаясь в мир действительности, Джек стал бо-ятася повторения сердечного приступа, от которого он должен умереть или по меньшей мере распроститься с мечтою когда-нибудь сделаться доктором. Барбитураты стали для него заменителями мужества, мокси.

У Джека не было особенных оснований тревожиться за свое сердце - клиническая проверка в Индианополисе по­казала, что его сердце работало отлично. Но, когда он после этого осмотра шел к автобусной станции, чтобы ехать к Мэри в Блумингтон, многолюдие и толкучка на улице так на него подействовали, что он стал дрожать от страха; он не сомневался, что сейчас начнется новый сер­дечный приступ, а у него не было с собой успокоительных пилюль. Он не решился сесть в переполненный автобус и договорился с попуткой машиной о доставке его в Блу­мингтон. Но любезный шофер, согласившийся взять его в машину, оказался пьяным...