Борьба с безумием

де Крюи Поль Генри

Установил этот факт доктор Вильгельм Ф. Лоренц, сильный и мудрый доктор, ныне здравствующий и деятель­ный, уединившийся в лесной глуши Северного Висконсина. В те дни, сорок лет назад, Лоренц был профессором нейропсихиатрии в Висконсинском университете. Билл Лоренц_- бруклинский немец с чуть заметным бруклинским акцентом, с квадратной челюстью, квадратной головой и острыми, холодными глазами генерала танковых войск. В психиатрии Лоренц - органик; это значит, что он охотит­ся только за осязаемыми фактами, только за вещами, которые можно взять в руки, а не за громкими словами, кото­рые могут иметь пятьдесят значений для пятидесяти чело­век. Лоренц, солидный, флегматичный

немец, совершенно не походит на пылкого, впечатлительного ирландца Фер­гюсона. И все же у Лоренца манера атаковать тайну психо­зов та же, что у Фергюсона. Я никогда не думаю об одном, чтобы не вспомнить другого. Лоренц - определенно пред­теча Фергюсона, хотя они и не встречались.

Лоренц - откровеннейший человек без претензий на какую-то особую научную прозорливость. Он со смехом рассказывает, как его удивило собственное открытие. Он скромно называет его не открытием, а наблюдением - случайным и совершенно непреднамеренным. Но вам уж хочется поскорее узнать, в чем заключался этот маленький лоренцовский фактик, или, вернее, случай, который еще ни­когда не встречался в человеческой истории.

Что за случай?

Внезапно наступивший период ясного сознания у без­надежного сумасшедшего.

Друг Лоренца, ныне покойный фармаколог доктор Ар­тур С. Лёвенгарт, попросил дать ему психотика, который на­столько потерял разум, что живет уже чисто растительной жизнью. Лёвенгарт изучал действие различных химикалиев, возбуждающих дыхательный центр при введении их в кровь. Лёвенгарту нужен был совершенно тупой и слабо­умный субъект, который не дал бы так называемого пси­хологического эффекта, то есть не стал бы дышать глуб­же в тот момент, когда игла входит в вену и химическое вещество еще не попало в кровь.

И вот в распоряжении доктора оказалось как раз то, что ему требовалось, - человек, долгие годы страдавший «ран­ним слабоумием», - устарелое название для целой группы психозов, ныне известной под новомодным словом «шизоф­рения». Больной, предоставленный Лоренцом Лёвенгарту, был безмолвным, неподвижным человеком с глазами, либо закрытыми, либо бессмысленно вытаращенными. У него не было никакого контакта с реальным миром. Это был яркий пример умственного распада, образец далеко зашедшей не­поправимой дегенерации. Короче говоря, несчастный поте­рял разум окончательно и бесповоротно.

В вену на руке этого экс-человеческого существа ввели небольшое количество совершенно безвредного раствора цианистого натрия. Все протекало так, как требовалось доктору: больной и глазом не моргнул, ни один мускул на его лице не дрогнул. Он был в состоянии полного оцепене­ния. Вы же понимаете - за долгие годы он не произнес ни слова.

И вот, когда цианистый натрий достиг дыхательного центра в мозгу этого человека, он стал дышать полнее и глубже, глубже и быстрее, и доктор Лёвенгарт с доволь­ным видом погрузился в измерение глубины дыхания. Стоявший тут же Лоренц радовался, что смог угодить Лёвенгарту...

И вдруг больной сказал: «Алло».

Когда этот тупой, годами молчавший человек стал ды­шать глубже, он вышел из своего кажущегося слабоумия. По мере того как он дышал глубже и глубже, глаза его открывались шире, он посмотрел на Билля Лоренца, и тот увидел луч света в этих глазах, так долго остававшихся пустыми и мертвыми. Лоренц заметил проблеск разума на лице этого человека, который казался конченным навсегда.

Человек улыбнулся Лоренцу и на заданный ему вопрос внятно произнес свое имя.

– Где вы находитесь?
– спросил Лоренц.

– В Висконсинском институте психиатрии, - ответил человек, который

молчал много лет подряд.

Три, четыре, пять минут этот немой человек разгова­ривал совершенно нормально, будто никогда и не был ума­лишенным. Затем, по мере того, как действие цианида ос­лабевало и дыхание становилось спокойнее, разговор его стал переходить в невнятное бормотание. Глаза снова стали мертвыми. Таким образом, ничего, в сущности, не произо­шло. В лучшем случае можно было говорить о пятиминут­ном излечении неизлечимого безумия. Но для Лоренца это открыло новый мир.

Он увидел, как с помощью химического вмешательства поднялась завеса и восстановилось здоровье, все время скрывавшееся в мозгу, который, по всем клиническим дан­ным, считался мертвым и погибшим.

То, что Лоренц увидел сорок лет назад, не было про­стой случайностью. Ибо он снова и снова повторял свой эксперимент на том же больном и на других безнадежных шизофрениках. Вводился цианистый натрий - и дыхание сразу становилось глубже. Глубокое, ускоренное дыхание влекло за собой рассвет, а потом яркий полдень светлого сознания. Затем снова сумерки и черная ночь, когда глу­бокое дыхание замирало. Миллионам психически больных это, конечно, ничего не давало. Нельзя же держать людей в нормальном состоянии на уколах цианида.

Этот забытый эксперимент давал Лоренцу возможность заглянуть в приоткрытую дверь на то, что так привлекало своей неожиданностью. Затем дверь захлопывалась перед носом исследователя. Это было издевательством; это было жестоко; это были муки Тантала. Лучше уж было совсем не натыкаться на это глупое открытие. Из милосердия к несчастным больным Лоренцу следовало бы забыть о сво­ем открытии. Ни то, ни другое для Лоренца было не при­емлемо. Он был пророком...

У Лоренца сорок лет тому назад крепко засела в голове мысль о том, что легкий сдвиг окислительной реакции в мозговых клетках, химический сдвиг, вызванный глубоким дыханием, может навести временный порядок в разлажен­ном химическом хозяйстве больного мозга. Что такое бе­зумие? Это нарушение химизма нормального, здорового мозга. В мозгу у самого тяжелого психотика сидит здо­ровье, но в замаскированном виде. Безумие - это химиче­ская проблема.

Эта теория завладела Лоренцом на всю жизнь. Больше того, она послужила толчком для планомерной химической войны с безумием. Именно это подразумевал Джек Фергюсон, когда сказал, что в психическом заболевании есть нечто большее, чем ненормальное поведение.

Вскоре после своего малопрактичного открытия, кото­рое давало возможность получать пятиминутное просветле­ние у человека, годами болевшего неизлечимым психозом, Билль Лоренц был втянут в повальное безумие первой мировой войны со всеми ее последствиями. Пришлось на годы оставить свои научные опыты. Кроме того, как врач-органик, веривший только в факты, а не в слова, он оказался идущим не в ногу с новым направлением в психи­атрии. Во многих медицинских школах все больше и боль­ше распространялось убеждение, что безумие - это не химическая, а психическая проблема. Какова причина шизо­френии? Причина, утверждали Великие Моголы психиат­рии, чисто психическая. На языке громких слов это озна­чало, что причина мозгового заболевания коренится только в сознании. Но что такое сознание? Это нечто совершенно не осязаемое. Его нельзя ни услышать, ни увидеть, ни по­нюхать, ни прикоснуться к нему. Это не химическое, и не физическое, и уж, во всяком случае, не материальное поня­тие. Оно не имеет твердой локализации в организме. Со­знание - это неясный, неустойчивый, вечно меняющийся итог деятельности головного мозга.