«Борьба за души» и другие рассказы
Шрифт:
Писсуар сей, играющий в деле о подкупе практиканта Бахуры немаловажную роль, не имел окна, которое выходило бы в узкую вентиляционную шахту. Не имел отверстия, которое бросало бы хоть самую малость света божьего в это унылое, отсыревшее помещение, чтобы сделать его чуточку светлей и приятней.
Однако те, кто хаживал к пану Шедивому пропустить кружку-другую пива, были довольны. Консервативная Малая Страна в своем каменном оцепенении не протестовала.
Но настали времена, когда биение новой жизни захлестнуло, наконец, и писсуар пана Шедивого.
Строительная
Вот при каких обстоятельствах практикант Бахура в качестве протоколиста строительной комиссии впервые встретился с паном Шедивым.
Уничтожающим взглядом следил юный протоколист за всеми движениями и жестами хозяина пивной, который резко и даже агрессивно настаивал на своем: что-де всей высокочтимой комиссии еще и на свете не было, когда тут, в этом закутке, уже справляли малую нужду, и что это всех всегда устраивало. Никакого света для этого не надобно, главное, чтоб была сточная канавка, этого вполне достаточно. И дверь, опять же, имеется, а это довольно большой проем для воздуха.
— Только вы полегче… полегче на поворотах, — увещевали его члены комиссии, — а то еще нанесете оскорбление должностным лицам… Может, выдумаете, это бог весть какая сласть — ходить по писсуарам?
Пану Шедивому было предписано пробить стенку и сделать в писсуаре окно. А поскольку для этого требуется частично перестроить помещение, к питейному заведению относящееся, то владелец последнего обязан представить планы и прошение, дабы пробить эту стенку ему было дозволено.
Все это происходило в первой половине дня, а уже во второй явилась санитарная комиссия, которая и предписала пану Шедивому через проем, что будет пробит в стенке, вывести воздушный шланг в узкий колодец вентиляционной шахты.
От всего этого старик Шедивый едва не тронулся. Пробить стенку надо — так ему предписано. Но, с другой стороны, нужно составить план и подать прошение, чтобы ему это разрешили. А воздушный шланг для вящей гигиены вывести туда, куда выходят окна всех уборных в доме!
Всю ночь Шедивый не спал. А наутро отправился к каменщику, чтобы тот сделал план, как устроить окно. Затем посредством одного профессионального составителя ходатайств из Градчан подал прошение, дабы планы сии, писсуара касающиеся, в кратчайший срок достоуважаемым магистратом были утверждены и ему пробить окно в писсуаре было дозволено. Он же за это скромным своим и нравственным на старости лет поведением отблагодарить обязуется…
Прошло три недели, ответа на прошение все не было.
Трактирщик Шедивый собственнолично отправился в магистрат попросить ускорить решение. В строительном отделе он застал одного практиканта Бахуру, поскольку остальные уже с девяти перекусывали в ресторане «У Корынтов», что расположен напротив. Сейчас как раз пробило двенадцать.
— Что вам угодно? — исполненным достоинства голосом вопросил практикант Бахура.
— Я, молодой человек, насчет своего писсуара,
— Да-с, помню, помню, — великодушно ответил Бахура. — Как-будто помню… И чего же вы, собственно, добиваетесь?
— Да вот три недели уже прошло. Не грех бы и ускорить. И клиенты, опять же, ждут не дождутся, когда окно будет. Тешатся, точно дети малые… А-то ведь у нас тишь да гладь. Потому это целое событие.
Бахура вспомнил, что прошение Шедивого уже давно рассмотрено и решено положительно, а теперь лежит вон там в ящике. Только отправить старику ответ. Но начальник ему велел:
— Не посылайте еще. Такой трактирщик может и обождать. Таких людей магистрат должен держать в ежовых рукавицах! Так-то…
И после краткого молчания Бахура серьезно произнес:
— Ну-с, посмотрим, посмотрим, что для вас можно будет сделать…
Спустя две недели трактирщик Шедивый зашел туда опять, и Бахура ему снова весьма серьезно и напыщенно ответил:
— Ну-с, посмотрим, посмотрим, что для вас можно будет сделать…
Примерно через неделю после их последнего разговора Бахура совершенно приватно шел по Франтишковой набережной. На свидание с барышней, коей было весьма приятно, что за ней ухаживает молодой человек из городской управы.
Чудесный теплый ясный день клонился к вечеру.
Бахура остановился у киоска с сельтерской, выпил стакан с малиновым сиропом, второй — с лимонным, и пошел дальше, весь в сладких мечтах о своей барышне, с которой вот-вот должен был встретиться.
Градчаны на горизонте, Петршинский холм, утопающий в зелени, цветущие каштаны на Стрелецком острове… Но тут посреди всего этого великолепия у Бахуры вдруг разболелся живот. Перед уходом из дому он съел стакан йогурта, национального блюда побежденных в недавней войне болгар, и вот теперь сельтерская с сиропом малиновым и с сиропом лимонным довершала в лабиринте кишок магистратского практиканта неумолимый и совершенно неизбежный процесс.
На набережной против Градчан стоит в парке маленький домик. Совсем малюсенький, но куда важнее других окольных домов. («Иногда стены маленькой избушки надежнее твердыни Жижки», — всегда вспоминаю я, когда прохожу мимо этого терема-теремка).
На домике две буквы. Со стороны набережной можно разобрать «М»; со стороны детской площадки, что в парке на набережной, виднеется более деликатно «Ж».
Аки лев ринулся Бахура внутрь! Как изнывающий от жажды араб бросается в оазисе к источнику, как призывная комиссия налетает на рекрутов…
— Кабинку второго класса или, может, прикажете первый?
— Второй, — скромно, но быстро ответил Бахура.
Посмотрев на него, старушка сказала:
— А ведь я вас, молодой человек, откуда-то знаю, — и вырвав талончик из книжечки, протянула его Бахуре.
Но тут он, опустив руку в карман, в ужасе воскликнул:
— Этого не может быть! Я ведь думал, у меня еще есть двугривенный!
Бабка снова окинула его взглядом и медленно — чем еще более усугубила ужасное положение практиканта — сказала: