Борджиа
Шрифт:
Чезаре откинулся назад и в самом деле расхохотался во все горло. Шевалье, улыбнувшись, сел.
– Стало быть, вы хотите поступить ко мне на службу?
– Я вам об этом уже говорил, монсиньор.
– Хорошо… договорились, синьор… Через некоторое время я выступаю в поход против некоторых князьков, полагающих, что им все позволено. С этой минуты я рассчитываю на вас, шевалье. Храбрые и рассудительные люди редки… Я знаю вас всего несколько часов, но то малое, что я увидел, рекомендует вас. Шевалье де Рагастен, вы отправитесь в поход со мной в качестве ротного командира.
– Ах, монсиньор, –
– Послезавтра вы получите свой патент в замке Святого Ангела.
Опьянев от радости, так как все его мечты были разом превзойдены этой необыкновенной удачей, шевалье поклонился, взял руку Чезаре и поднес ее к губам.
– Теперь вы могли бы уйти, синьор… Одно только слово. Сегодня утром, когда вы нагнали страху на добряка Гарконио, не встретили ли вы одетую в белое молодую даму на белой же лошади?..
Он собрался говорить. Он искал слова, которыми обеспечил бы Примавере расположение Чезаре… Внезапно смертельная бледность залила его лицо. Слова застряли в горле. Поклонившись, Рагастен случайно обратил внимание на широкое кровавое пятно, испачкавшее мозаичный мраморный пол зала!..
Почему-то вид этого пятна остановил непоправимое, и шевалье не сказал этих, безусловно, лишних слов. Вздрогнув, он промолчал.
– Ну, синьор, – Чезаре ждал ответа. – Вы что-нибудь скажете?
– Скажу, монсиньор. Я и в самом деле встретил даму, о которой вы спросили, и очень сожалею, что помешал этому достойному монаху. Если бы я знал, что он – ваш человек!
– Итак, – помрачнев, продолжал Чезаре, – вы не знаете эту даму?
– Да как я мог ее узнать, монсиньор?.. Я не ведаю ее имени, не знаю дороги, по которой она умчалась.
– Хорошо, синьор… Можете идти… Послезавтра, в замке Святого Ангела… Не забудьте!
– Черт возьми, монсиньор, да чтобы забыть, мне надо потерять разум.
И Рагастен с самым естественным видом отдал глубокий и грациозный поклон Лукреции, протянувшей ему для поцелуя руку. Потом он удалился, размышляя о сделанном им открытии. Его подозрения пробудились. Теперь он спрашивал себя, не закончится ли это так счастливо начавшееся приключение какой-нибудь ловушкой? Вздрогнув, он вспомнил предостережения Примаверы. И вдруг маленькая нежная ручка сжала его кисть, а в ухо ему шепнули:
– Идемте и не делайте шума…
Рагастен не был трусом, а в голосе он не услышал ничего угрожающего. И тем не менее его охватило тревожное чувство. Но он встряхнулся и, доверившись своей доброй звезде, последовал за неизвестной женщиной.
После многочисленных поворотов и коридоров он неожиданно снова оказался в пиршественном зале. Обширное помещение слабо освещал один светильник. Сердце Рагастена готово было выскочить из груди.
– Не двигайтесь… не шевелитесь, – прошептала его проводница, – ждите здесь… пока не придут вас искать.
Вымолвив это, служанка исчезла.
Глаза Рагастена неотрывно притягивались к пятну крови… Его все еще не оттерли. На цыпочках шевалье приблизился к пятну, наклонился, потрогал пятно пальцем. Кровь еще не засохла.
– Кровь эту пролили всего час назад! – пробормотал он. – О!.. Что это?..
Чуть
Он дошел до двери и нажал на ручку… Дверь отворилась… Кровавая дорожка продолжалась за дверью. Следуя по кровавому следу, Рагастен пересек несколько залов и добрался до последней двери. Он открыл и ее. С трудом Рагастен подавил возглас изумления. Он оказался на берегу Тибра!
Несколько секунд Рагастен подумывал броситься в Тибр и спастись… Но сама мысль бежать – бежать от женщины! – его возмутила. Он закрепил шпагу, закрыл дверь и быстрым легким шагом вернулся в пиршественный зал, всё еще темный и пустынный. Прошло несколько тягостных минут.
Наконец появилась та же служанка. Как и раньше, она взяла шевалье за руку и провела через три-четыре темных комнаты. Потом остановилась перед очередной дверью и просто сказала:
– Можете войти.
Рагастен помедлил секунду, потом, пожав плечами, толкнул дверь…
Он оказался на пороге некоей клетушки, таинственно освещенной наподобие часовни во время ночной службы. В глубине этой клетушки на куче леопардовых шкур лежала женщина! Голая, улыбающаяся женщина, протягивающая руки… Это была Лукреция!
VI. Идиллия после оргии
Было около трех часов утра, когда Рагастен, вернувшись в гостиницу «Доброго Януса», повалился на кровать, измученный усталостью, и заснул мертвецким сном. Он проспал до восьми часов, не пробуждаясь. Его растолкал хозяин. Достойный римлянин пришел получить плату за начинающийся день. В его почтенном заведении положено было платить вперед – и это правило почиталось неизменным.
Шевалье пошарил по карманам и обнаружил, что он беден, как Иов. Он вздохнул, бросил взгляд на свой бриллиант и попросил хозяина отыскать ему ювелира. Хозяину тоже хватило одного взгляда – и он все понял.
– Гетто находится в двух шагах отсюда, синьор. Через пять минут я приведу к вам еврея, одного из моих друзей; он скупает драгоценные камни.
– Приведите уж и другого, продающего пожитки.
– Это один и тот же купец! – ответил хозяин и убежал.
Действительно, несколько минут спустя он вернулся в сопровождении старика с величественной, но грязной и засаленной бородой. Еврей рассыпался в приветствиях и выложил на постель несколько комплектов одежды. Рагастен протянул ему бриллиант.
Еврей вытащил из кармана маленькие весы, взвесил великолепный камень и рассмотрел его под лупой. Начался торг. Еврей предложил сначала четверть стоимости бриллианта. Но он сразу же понял, что имеет дело с сильным соперником; с оханьем и причитаниями он смог выторговать только треть цены.
После этого Рагастен выбрал себе совершенно новую экипировку и по мере того, как он выбирал различные части костюма, по каждой из них разгорался ожесточенный торг.
Наконец, шевалье был экипирован с головы до ног – сияющий, сверкающий, светящийся. Когда же Рагастен за все заплатил, причем хозяину удалось урвать плату за три дня вперед, у шевалье осталось всего несколько экю.