Борис был не прав
Шрифт:
При этом хочу особо отметить следующее.
Хотя мои личные отношения с такими членами Политбюро, как Г.В. Романов или В.В. Гришин, сложились натянуто — мы были людьми разными, по-разному оценивали наше прошлое, положение в обществе, — однако в целом я чувствовал себя в Секретариате ЦК достаточно прочно, уверенно. Об отношении ко мне старейшины Политбюро А.А. Громыко я уже писал. Сложились у меня добрые отношения и с Н.А. Тихоновым. Прошло уже немало времени с тех пор и можно без ложной скромности сказать, что Предсовми-на, видимо, ценил меня в чисто деловом плане — это проявилось, в частности, памятной зимой 1984/85 года. Что же касается Генерального секретаря ЦК Черненко, то об этом я тоже писал.
Короче говоря, если бы
Разумеется, передо мной такой выбор не стоял в принципе, ибо я руководствовался убеждениями, а не расчетом. Столь же твердую позицию занимали многие первые секретари обкомов партии, которые тоже исходили из деловых соображений и держали сторону Горбачева. В общем, я бы сказал так: те, кто действительно работал, были за Горбачева; те, кто плел политические и аппаратные интриги, были против него.
Именно эта общего характера ситуация, а не просто личные отношения с Горбачевым, привела меня к мысли пойти на откровенный, прямой разговор с Черненко. И к его чести, он этот разговор не только принял, но и сделал из него надлежащие выводы. Очень скоро мы ощутили, что холодок в отношениях Генерального секретаря к Горбачеву начал таять.
А затем и произошло событие, которое выровняло поначалу неблагоприятную для нас обстановку.
Черненко чувствовал себя неважно, как я уже писал, частенько отлеживался дома. И однажды сказал:
— Врачи советуют поехать на лечение в Кисловодск. Видимо, придется к этому совету прислушаться.
Но уже на шестой-седьмой день пребывания в Кисловодске здоровье Генерального секретаря резко ухудшилось. Его немедленно самолетом доставили в Москву и сразу отвезли в Центральную клиническую больницу в Кунцеве.
Впрочем, об этом я узнал позднее, когда в ЦК стало официально известно, что Генеральный секретарь находится в больнице. В этот период активизировался Гришин, почти открыто начавший претендовать на ведущую роль в Политбюро. Знали мы и о том, что кое-кто предпринимает попытки встретиться с Генсеком в больнице, однако было известно, что врачи возражают против этого. Да и сам Черненко не хотел никого принимать.
Впрочем, здесь я пишу лишь о фактах, известных лично мне. Я не вправе исключить, что кто-то из членов Политбюро побывал в больнице у Черненко и имел с ним беседу. Повторяю: я не исключаю, но мне об этом ничего не известно.
Зато я в подробностях могу поведать о том, в чем принимал участие лично. И в этой связи вспоминаю, что однажды мне позвонил Михаил Сергеевич. Кратко, но многозначительно сказал:
— Егор, нам с тобой надо съездить к Константину Устиновичу в больницу. Я договорился. Поедем в шесть часов…
Но прежде чем в деталях рассказать о той необычайно важной поездке к тяжелобольному Черненко, поездке в тот же больничный коттедж, где я в последний раз беседовал с Андроповым, — а возможно, в соседний, они неотличимы, да и какая в конце концов разница, — хочу напомнить о некоторых других событиях той памятной зимы.
Зима 1984/85 года стояла необычайно суровая, со снежными заносами, которые в иных регионах достигали высоты двух-трех метров. Из-за сильных холодов и обильных снегопадов возникли большие трудности в промышленности, а особенно на транспорте. Не будет преувеличением сказать, что народное хозяйство оказалось на грани паралича. Хорошо помню обстановку тех месяцев: 54 крупные теплоэлектроцентрали, составлявшие наш главный энергетический потенциал, могли в любой день погасить котлы, на некоторых
Ситуация складывалась критическая, по существу речь шла о крупном стихийном бедствии, охватившем не какой-то один регион, а почти три четверти территории страны.
Политбюро ЦК КПСС и правительство принимали по-истине отчаянные меры, чтобы не допустить развала энергетической системы страны, предотвратить катастрофу. При этом главная задача определилась весьма четко: прежде всего необходимо было обеспечить бесперебойную работу железных дорог.
Члену Политбюро, зампреду Совмина СССР Г.А. Алиеву и кандидату в члены ПБ, секретарю ЦК В.И. Долгих было поручено специально заниматься проблемами, которые каждодневно ставила перед народным хозяйством необычно суровая зима. Речь шла о создании оперативного штаба, в задачу которого входила координация мер по предотвращению хозяйственного паралича и остановки железных дорог. Решением Политбюро мне было поручено возглавить эту оперативную группу.
В то время я был секретарем ЦК, то есть формально числился рангом ниже членов и кандидатов в члены Политбюро. Однако на таком поручении настоял Председатель Совета Министров СССР Н.А. Тихонов.
Николай Александрович Тихонов — личность своеобразная. Человек высокой личной культуры, он держался независимо, умел отстаивать свое мнение. Он хорошо знал сферу производства, но редко в последние годы выезжал на места.
Кроме того, самостоятельность мышления нередко переходила у Тихонова, я бы сказал, в самоцель, порой он ставил свою точку зрения выше коллективного мнения, не воспринимая разумные аргументы, — возможно, в этом проявлялся преклонный возраст. Да и в перспективу Тихонов уже не заглядывал, ограничиваясь в основном текущими делами. Общаясь с Николаем Александровичем, я частенько думал: сбросить бы ему годков эдак двадцать, был бы он хорошим Председателем Совмина. Но он пересидел свой лучший возраст в замах.
Кстати говоря, в 1989 году Тихонов прислал Горбачеву письмо, в котором вспоминал о своей позиции, занятой на заседании Политбюро в 1984 году, когда Черненко поставил вопрос о том, чтобы поручить ведение Секретариата ЦК Горбачеву. Тихонов писал, что под влиянием новых обстоятельств переосмыслил свою прежнюю точку зрения и считает, что был не прав…
Суровой зимой 1984/85 года Политбюро заслушивало наши сообщения о складывающейся на транспорте и в промышленности обстановке почти каждую неделю. И, помню, однажды Тихонов воскликнул:
— Как же получается? В Сибири самые суровые морозы, но сбоев практически не бывает! А тут крепкие морозы раз в десять лет случаются, и все на грани паралича. Егор Кузьмич, расскажите, как вам в Сибири удавалось без такой вот лихорадки переживать суровые зимы?
Ответить было несложно:
— Каждый раз готовимся к зиме очень основательно, вот в чем секрет! Если в Сибири к морозам не готовиться, то и одну-единственную зиму не перезимуешь.
В те трудные зимние месяцы еженедельно, а когда требовала обстановка, и по два раза в неделю мы проводили всесоюзные селекторные летучки. На главном пункте связи Министерства путей сообщения собирались руководители МПС, других министерств, ВЦСПС, народного контроля, чтобы оперативно решать вопросы, поступавшие с мест. Приглашали мы человек 30–40, в том числе журналистов, однако, быстро осознав пользу таких селекторных летучек, на совещания потянулось много руководящего люду, приходилось даже осаживать, ограничивать круг присутствовавших.