Борис Годунов (киносценарий)
Шрифт:
Димитрий. Где Марина?
Митька. В замке.
Димитрий. Эй, уланы, за мной!
Скачут во весь опор. Горсть польских гайдуков, стоя на крыльце и в сенях осажденного замка, отбивается от множества наседающих Московцев и уже слабеет, отступает. Вдруг уланы, выскочив из лесу и вихрем налетев на Московцев, ударяют им в тыл. Рубятся саблями, режутся ножами, схватываются врукопашную.
Хрущев(старый боярин, воевода Московцев [37] ,
37
Хрущев Петр (?-1605) – тульский дворянин. В 1604 г. был направлен московскими властями на Дон для усмирения смуты среди донских казаков.
Митька стреляет из пистоля в Хрущева в упор. Тот падает с лошади. Московцы бегут.
Крики(в замке). Огонь! Огонь! Горим! Спасите!
Клубы дыма валят из разбитых окон замка. Димитрий кидается в сени.
Митька(наверху, уже взбежав по лестнице). Скорей! Скорей! Дверь заперта!
Димитрий, тоже взбежав, вышибает ударом ноги дверь в спальню, красные, в сером дыму, языки пламени лижут затлевшие балки потолка. Марина лежит на полу без чувств. Димитрий, схватив ее на руки, сбегает по лестнице в сени и на крыльцо. Здесь, на свежем воздухе, Марина приходит в себя. Накинув на нее гусарскую шубку, Димитрий усаживает ее с собой на коня и скачет к реке, где переправился давеча. Здесь пальба уже прекратилась, но лед взломан ядрами.
Димитрий(улану-разведчику). Нет ли где переправы?
Разведчик. Есть, у Козьего Брода.
Димитрий. Сколько до него?
Разведчик. С полчаса.
Димитрий. Далече. Мне нужно в бой сейчас… Слушай, Марина, я здесь перейду, а тебя проводят хлопцы к Броду.
Марина(прижимаясь к нему). Нет. С тобой, с тобой!
Димитрий. Светик мой, сердце мое, ради Христа, поезжай!
Марина плачет, прижимаясь к нему все крепче. Вдруг, соскочив с лошади, бежит к реке и сходит на лед. Димитрий – за нею, Митька тоже, захватив валявшийся на берегу обломок старой длинной казачьей пики.
Марина(взяв Димитрия за руку). Пойдем, пойдем, я с тобой ничего не боюсь!
Все трое идут по льду. Митька впереди щупает пикой лед. Хрупкое стекло под ними трещит и ломается иглисто-колючими звездами. Дух захватывает у смотрящих с берега, кинулись бы им на помощь, но помочь нельзя: чем больше людей, тем опаснее. А трое все дальше и дальше идут. Но, дойдя до середины реки, остановились, дальше нельзя: слишком тонок лед, и впереди полынья. Митька, заметив трещину, отделяющую льдину-островок, где они стоят, от сплошного льда, воткнул в него пику и хочет оттолкнуться, но не хватает силенки.
Митька. Ну-ка, царевич, помоги!
Димитрий. Что ты делаешь?
Митька. А не стоять же тут век.
Марина. Митьке верь, сколько раз меня спасал!
Димитрий помогает ему, кое-где рубит лед саблей и кое-где отталкивается пикой. Вдруг ледяной островок, отделившись, начинает двигаться, сначала медленно, потом все быстрей, и наконец, уносится вниз по течению, но, благодаря последнему сильному толчку Димитрия, не прямо, а вкось, так что, немного проплыв и зацепившись за идущую от берега ледяную косу, остановился.
Три-четыре сажени отделяют их от берега. Там уже сбегаются люди, кричат, кидают им багры с веревками и сами кидаются в воду, вбивают колья, валят на лед солому и хворост, рубят доски, мостят на живую нитку мосток.
Митька над всеми начальствует, смелый и ловкий, легкий, точно два за плечами его, на гусарском доломане, белых крылышка носят его по воздуху.
Димитрий с Мариной сходят на берег. Садятся на коней и скачут в бой.
Там, в бою, как бы два противоположных течения столкнулись в водовороте одни наступают, другие бегут.
Крики. Беда! Беда! Царевич убит! – Утонул! Сгорел! – Пропали наши головушки! Беги, ребята, беги! – Куда вы, черти? Назад! Царевич жив, – Да нет же, убит! – Врут москали, чтобы вас напугать да побить! – Где же он? – Вон, скачет сюда! – Да здравствует царевич Димитрий! – Так я и знал! Нет, брат, шалишь: такой не пропадает, в огне не горит, в воде не тонет! – В бой, ребята, в бой! Все умрем за царевича! – Ну, теперь, Московцы, только держись! Бей их, еретиков, антихристов!
Шум сражения. Ранние зимние сумерки, желтый туман. Мокрый, как будто теплый, снег. Глуше в тумане стук барабанов, ярче огонь оружейных и пушечных выстрелов.
В стане Московцев, на невысоком кургане, откуда видно поле сражения. Салтыков и Туренин смотрят на него в подзорную трубу.
Туренин. Что за диво? Наши как будто бегут…
Салтыков. Что ты, боярин, типун тебе на язык, только что ляхи бежали…
Туренин. Да, а теперь наши. Глянь-ка сам!
Салтыков(смотрит, протирает стекла). Что такое? И впрямь, будто бегут…
Туренин. Вишь, валом валят, да прямо сюда. Сейчас узнаем…
Крики. Беда! Беда! – Царевич! Ляхи! Вот они! Вот они! – Беги, ребята, беги!
Медленно плетется раненый, с повязкой на голове, старый сотник стрелецкой дружины.
Туренин. Эй, братец, поди сюда! (Сотник подходит). С поля?
Сотник. С поля, батюшка! (Указывая на голову). Вишь, с гостинчиком!
Салтыков. Что там такое, скажи на милость?
Сотник(махнув рукой). Шабаш! Вор одолел!
Салтыков и Туренин(вместе). Вор? Да ведь он убит?
Сотник. Нет. Жив. Давеча, как слух прошел, что убит, – ну, ляхи бежать, а как узнали, что жив, повернули назад, и точно бес в них вошел, так и крошат. (Оглянувшись на поле). А вот и он сам!