Борис и Глеб

Ранчин Андрей Михайлович

«Булгарская летопись» рассказывает: после кончины Бу-лымера (Владимира) его сыновья вступили в борьбу за осиротевший престол. Победил Мышдаулы (Мстислав), пребывавший в Дима-Тархане (Тмутаракани) и поддержанный Румом (Византийской империей). Он приказал побежденному Ар-Аслапу (Ярославу) убить одного из сыновей Владимира «от Бозок» — Халиба (Глеба). Слуги же самого Мстислава зарезали другого сына «от Бозок» — Барыса (Бориса). Эти два брата были главными претендентами на престол. После этого переживший головокружение от успехов Мстислав перестал выплачивать дань Булгарской державе за город Джир (Ростов). Тогда Ибрагим (булгарский царь) отправил своим наместником в город Гиласа, прежде от его имени управлявшего Марданом (Муромом). Ярослав не поддержал Мстислава, в награду за что Ибрагим позже помог Ярославу во время голода на северо-востоке Руси. А еще признательный булгарский владыка одарил Ярослава шапкой — точной копией своего царского головного убора^{494}.

Центральный сюжет всего этого рассказа — претензии Булгарии на Ростов и Муром. «Булгарская летопись» утверждает, что Ростовом владел Мстислав, но ведь раньше там княжил Борис. Следовательно, Мстислав убил Бориса и захватил его город. Глеба он тоже погубил, но установить власть в Муроме не успел или не смог. Автор исследования этого источника ссылается и на Титмара: раз его хроника сообщает, что Святополк из темницы сразу бежал в Польшу, значит, не он убил Бориса. Естественно, другим свидетелем против Мстислава и Ярослава оказывается Эймунд. Вывод однозначен: «После смерти князя Владимира борьба

за власть развернулась между двумя его сыновьями: Мстиславом и Борисом. Ярослав принял сторону Мстислава, а на стороне Бориса были Глеб, Святослав и, возможно, другие сыновья Владимира. В ходе борьбы погибают Борис, Глеб и Святослав, изгнан или убит Святополк. Наиболее вероятными организаторами их убийств являются Мстислав и Ярослав. Святополк, обвиняемый древнерусскими летописями в смерти братьев, не причастен к этому событию. В итоге территория Руси была разделена между Мстиславом и Ярославом, а после смерти Мстислава Ярослав становится единым правителем». И далее вывод: «Можно с определенной долей уверенности сказать, что нам удалось доказать несостоятельность официальной версии событий, происходивших в период с 1015 по 1019 год на Руси. Святополку незаслуженно приписали прозвище “Окаянный”, так как он непричастен к убийству Бориса и Глеба. Да и сами Борис и Глеб были обыкновенными людьми, так же как и Мстислав и Ярослав, пытавшимися бороться за власть, но летописная традиция способствовала их последующей мифологизации. Ярославу было выгодно переписать историю своего прихода к власти, чтобы скрыть свою причастность к братоубийственной войне»^{495}.

Но это объяснение тенденциозно. Сообщения «Булгарской летописи» не согласуются не только с известиями древнерусских источников, но и с показаниями источников западных, в том числе и «Эймундовой саги». В саге убийца — Ярослав, и по его негласному пожеланию смерти предают только Бурицлава. В «Булгарской летописи» это прежде всего Мстислав и он отдает приказ убить двух братьев. Само по себе участие Мстислава в междоусобной войне на Руси в 1015— 1019 годах — очень шаткая гипотеза, хотя и имеющая немногочисленных сторонников [155] , причем обвинение именно Мстислава в убийстве Бориса (а Ярослава — в расправе с Глебом) уже высказывалось, хотя и без опоры на «Булгарскую летопись» ^{496} . По свидетельству «Повести временных лет», Мстислав начнет войну против Ярослава, домогаясь земель в собственно Киевской Руси, только в 1024 году. Булгарский источник мог сохранить смутную память и об этой войне, и о междоусобице, потрясшей Русь после кончины Владимира; имена же Бориса и Глеба могли отложиться прежде всего потому, что братья стали едва ли не самыми почитаемыми в Древней Руси святыми и к тому же были представителями рода, правившего вплоть до 1598 года — до смерти последнего царя Рюриковича Феодора, сына Ивана Грозного. Так что известие «Булгарской летописи» скорее можно было бы признать не отражением реальных обстоятельств гибели Бориса и Глеба, а свидетельством влияния их почитания на Руси. Их подлинный убийца Святополк княжил совсем недолго — в 1015-м — первой половине 1019 года (причем с большим перерывом, когда престол занимал Ярослав); он быстро исчез со страниц истории, да к тому же, кажется, никогда не бывал в русских землях, граничивших с Булгарией.

155

Сама Ю. Зубач ссылается на книгу: Котляр Н. Ф., Смолий В.А. История в жизнеописаниях. Киев, 1990. С. 92 и др., авторы которой развивают предположения В.Д. Королюка.

Впрочем, даже эти рассуждения, скорее всего, оказываются излишними. Есть основания полагать, что свидетельства «Булгарской летописи» вообще не заслуживают внимания и критики. Серьезные исследователи считают этот памятник подделкой^{497}.

Итак, оснований для реабилитации «второго Каина» — Святополка нет. Или можно сказать иначе, избегая категоричного судейского тона: аргументы защиты явно недостаточны.

Глава седьмая

ПОСЛЕ ВСЕГО

В древнерусских источниках рассказывается, что Ярослав Мудрый, окончательно вокняжившись в Киеве, перенес со Смядыни в Вышгород останки Глеба. Нестор в «Чтении о Борисе и Глебе» пишет, что это произошло не сразу: «Повелел же христолюбивый князь найти тело святого Глеба, и его долго искали и не нашли. Через год охотники, ходя, нашли тело святого, лежавшее целым, и ни звери, ни птицы не прикоснулись к нему» ^{498} . Слова о том, что тело было найдено через год («по лете же едином»), указывают на 1020 год. Охотники сообщили о находке смоленскому наместнику, а тот — киевскому князю. Получив известие, Ярослав и поспешил похоронить тело брата в Вышгороде [156] . По свидетельству «Сказания об убиении Бориса и Глеба», тело Глеба было обнаружено благодаря дошедшим до Ярослава рассказам о чудесах, происходивших на Смядыни. «<…> Этого святого, лежавшего долгое время, не оставил Бог в неведении и небрежении, но сохранил невредимым и явлениями ознаменовал: проходившие мимо этого места купцы, охотники и пастухи иногда видели огненный столп, иногда горящие свечи или слышали ангельское пение. <…> И с тех пор прекратились усобицы в Русской земле, а Ярослав принял всю землю Русскую. И начал он расспрашивать о телах святых — как и где похоронены? И о святом Борисе поведали ему, что похоронен в Вышгороде. А о святом Глебе не все знали, что у Смоленска был убит. И тогда рассказали Ярославу, что слышали от приходящих оттуда: как видели свет и свечи в пустынном месте. И, услышав это, Ярослав послал к Смоленску священников разузнать в чем дело, говоря: “Это брат мой”. И нашли его, где были видения, и, придя туда с крестами, и свечами многими, и с кадилами, торжественно положили Глеба в ладью и, возвратившись, похоронили его в Вышгороде, где лежит тело преблаженного Бориса; раскопав землю, тут и Глеба положили с подобающим почетом» ^{499} .

156

А. Поппэ, в отличие от других исследователей, относивших перенесение мощей Глеба в Вышгород ко времени сразу после окончательного вокняжения Ярослава в Киеве, считает, что случилось это лишь около 1045 года. Однако единственным аргументом является состоявшееся в 1044 году (то есть примерно в это время) погребение-перенесение останков Ярополка и Олега — дядьев Ярослава, павших, как и Глеб, жертвой междоусобицы; см.: Поппэ А.В. Земная гибель и небесное торжество Бориса и Глеба. С. 322—323. Этого факта мало, чтобы датировать перенесение мощей Глеба столь поздним временем, да и сходство двух перезахоронений — поверхностное: Ярославовы дядья в отличие от Глеба умерли язычниками, и для их христианского погребения требовалась особенная решительность.

Свидетелями чудес были люди незнатные — купцы, охотники и пастухи. Следовательно, делает вывод американская славистка Г. Ленхофф, изначально почитание страстотерпца имело «народный», низовой характер, причем полуязыческого свойства. Об этом будто бы говорит упоминание об огненном столпе: в нем есть отблеск огнепоклоннического культа. В сообщении «Сказания об убиении Бориса и Глеба» исследовательница усмотрела свидетельство, что церковные и светские власти поначалу не побеспокоились отыскать тело Глеба и прославить мученика; такое небрежение она объясняет сомнениями

церковников и князя и его окружения в христианском характере чуда с огненным столпом ^{500} . Но эта трактовка едва ли верна. Возможно, какие-то языческие представления в рассказах купцов, охотников и пастухов о чуде с огненным столпом действительно отразились, но текст «Сказания об убиении Бориса и Глеба» не дает для этого никаких оснований. Зато библейские истоки этого чуда несомненны: его прообразы обнаруживаются и в ветхозаветных сказаниях об ангеле, являющемся в виде столпа пламени, и о схождении небесного огня на угодную Богу жертву, и в новозаветном рассказе о сошествии Святого Духа в образе огненных языков на апостолов ^{501} . Явление огненного столпа — чудо, многократно описываемое в житиях святых — как восточно-, так и западнохристианских [157] . Огненный столп, как и ангельское пение и чудесно возгорающиеся свечи, указывают на место, где убийцы оставили тело Глеба, как на сакральное пространство, подобное храмовому. И не более того. Упоминание о купцах, охотниках и пастухах — свидетелях чудес — имеет не фактический, но символический смысл и соотнесено с новозаветной историей рождения Христа, о котором ангел объявил другим «простецам» — пастухам. Между прочим, в кратком южнославянском житии Глеба прямо сказано, что тело святого отрока обрели пастухи ^{502} . Небрежение же властей в отыскании тела Глеба сам составитель «Сказания…» объясняет тем, что еще не закончилась борьба Ярослава со Святополком. Кроме того, сообщение об отыскании тела Глеба построено по трафаретной житийной модели: тело святого, место погребение которого забыто, находят благодаря чудесным знакам.

157

Особенно разительно сходство между описаниями чуда над телом Глеба и упоминанием о явлении огненного столпа над телом английского короля-отрока Эдуарда Мученика, вероломно заколотого в 978 году по приказу мачехи; см. его латинское житие — «Страдание святого Эдуарда, короля и мученика»: Edward, King and Martyr/ Ed. by Ch. Fell. Leeds, 1971. P. 1-17.

В заботе Ярослава о погребении останков сводного брата не было ничего необычного: это деяние не говорит ни об особенной любви нового киевского властителя к убитым братьям, ни о намерении сразу же прославить их как мучеников. Тело Глеба, как и тело Бориса, было погребено не в Киеве, не в Десятинной церкви, где упокоились их отец и вероятная мать, а в Вышгороде. И не в самом храме Святого Василия, а всего лишь рядом с ним. Просто Рюриковичи в те времена считали христианское погребение умерших родичей своей обязанностью [158] .

158

См. об этом: Парамонова М.Ю. Святые правители Латинской Европы и Древней Руси. С. 258—259. Причем Ярослав такую заботу проявил даже в отношении двух дядьев — Ярополка и Олега, погибших очень давно и бывших язычниками. Под 1044 годом «Повесть временных лет» сообщает: «Выкопали из могил двух князей, Ярополка и Олега, сыновей Святослава, и окрестили кости их, и положили их в церкви святой Богородицы». — Повесть временных лет. С. 205. О природе и происхождении этого недопустимого по церковным правилам обряда крещения останков умерших язычников см.: Успенский Ф.Б. Скандинавы. Варяги. Русь. С. 141—168. О родопочитании во времена Ярослава см.: Поппэ А.В. Земная гибель и небесное торжество Бориса и Глеба. С. 320.

О дальнейшей судьбе мощей Бориса и Глеба и о чудесах, происходивших у гробниц братьев, повествуется в двух древнерусских письменных памятниках — известном нам «Чтении о Борисе и Глебе» Нестора и анонимном «Сказании о чудесах Романа и Давида», которое в большинстве списков следует за «Сказанием об убиении Бориса и Глеба», но отделено от него собственным заглавием, и в тексте которого братья обозначаются не княжими, а крестильными именами: Роман и Давид (в древнерусской огласовке — Давыд). Общепризнано, что в основе обоих текстов лежат так называемые Вышгородские записки — записи о перенесениях мощей и о чудесах, которые велись при храме (точнее, храмах, ибо мощи неоднократно переносились в новые церкви) — месте упокоения Бориса и Глеба^{503}. Но в обоих произведениях есть и ссылки на устные рассказы, причем в двух памятниках почти совпадают два сюжета: истории об освобождении узников из темницы по их молитвам Борису и Глебу. Но Нестор относит это чудо ко времени Ярослава Мудрого, а «Сказание о чудесах…» — к княжению в Киеве (с 1093 по 1113 год) Ярославова внука Святополка Изяславича и при этом ссылается на неких свидетелей чуда.

Существуют взаимоисключающие объяснения этого казуса: Нестор — автор «Чтения о Борисе и Глебе» следует за Вышгородскими записками, приурочивая эту историю к княжению Ярослава, а в «Сказании о чудесах…» записан рассказ о другом, похожем событии ^{504} ; по-другому Нестор, взяв сюжет из промежуточной, не окончательной версии «Сказания о чудесах…», перенес его из времен Святополка Изяславича в дни княжения Ярослава, стремясь обелить Святополка Изяславича, по вине которого оклеветанные узники оказались в темнице ^{505} . Эти разноречия ученых-текстологов связаны с вопросом о времени создания двух памятников [159] . Однако, независимо от времени составления произведений и их взаимосвязей, оба текста обычно признаются вполне достоверными источниками по истории формирования культа Бориса и Глеба.

159

Если А.А. Шахматов относил «Чтение…» Нестора ко времени между 1081 и 1088 годами, а «Сказание о чудесах Романа и Давида» считал более поздним текстом, то С.А. Бугославский житие, написанное Нестором, датировал 1100-ми годами, а «Сказание о чудесах…» считал многослойным текстом, который был создан в три приема: в 1072—1076 годах была составлена первая редакция, не ранее 1108 года — вторая, после 2 мая 1115 года — третья. См. работы, указанные в двух предыдущих примечаниях. Точку зрения С.А. Бугославского принимает А. Поппэ, см.: Рорре A. Opowiesc о meczenstwie i chudach Borysa i Gleba: Okolicznosci i czas powstania utworu // Slavia orientalis. 1969. Roc. 18. No 3. S. 292-297. No 4. S. 357-382.

По сообщению «Сказания о чудесах Романа и Давида», Бог прославил чудесами место погребения братьев возле церкви Святого Василия и в народе стали почитать убитых: «Так как многие не знали, что в Вышгороде лежат святые мученики и страстотерпцы Христовы Роман и Давид, а Господь, не желая, чтобы такое сокровище в земле скрывалось, всем открыл его. Иногда в том месте, где они лежали, видели стоящий огненный столп, иногда же слышали поющих ангелов. И то слышав и видев, верующие люди, славя Бога, приходили и молились на месте этом. И пришельцы из других земель приходили. И одни верили, слышав это, а другие не верили, считая, что это ложь». Но сначала это почитание не было общепризнанным и распространенным, о чем свидетельствует рассказ о двух варягах, один из которых по неведению наступил на могилу братьев: «Однажды пришли варяги к тому месту, где лежали в земле святые. И когда один из них вступил на это место, тотчас вырвался из могилы огонь и опалил ноги его. И, соскочив, стал рассказывать о случившемся дружине и показал свои обожженные ноги. И с тех пор не осмеливались близко подходить, но со страхом поклонялись. И после этого, через несколько дней, загорелась церковь Святого Василия, около которой лежали святые».