Борис и Глеб

Ранчин Андрей Михайлович

Главное обстоятельство в этом рассказе, вызывающее недоумение, — это, как уже говорилось, маршрут, путь князя-отрока из Мурома в Киев: уж очень он затейливый и прихотливый, очень долгий. Из Мурома на конях вверх к Волге — хотя можно было плыть в ладье, затем на лошадях вдоль Волги на запад, после по Волге в ладье (очевидно, до волока на реке Вазузе, соединявшего верховья Волги и Днепра), и наконец в ладье вниз по Днепру Этот кружной путь — намного более длинный, чем прямой, «прямоезжий» путь через земли вятичей из Мурома мимо еще не существовавшей Москвы в Киев. Намного короче был и еще один маршрут — Диким полем, Степью, вдоль южной границы Руси. Но если печенеги действительно «заратились» накануне смерти Владимира, на этом пути князю грозили опасность, плен или смерть. А.А. Шахматов считал, что в существующем виде летописный рассказ вторичен: здесь, как и в летописном рассказе об убиении Бориса, соединены два разных предания. «Мне представляется, что и здесь обнаруживается стремление летописца <…> соединить два рассказа, два предания: по одному Глеб ехал в кораблеце <…> когда его настигли убийцы, а по другому Глеб ехал на конях; первое предание отразилось и в Несторовом сказании (где, впрочем, Глеб на кораблеце едет от Святополка, убегая от него), второе же предание стоит в очевидной связи с легендой, связавшею, конечно, с определенною местностью (на Волге) падение Глеба с коня и повреждение им при этом падении ноги»^{422}.

Хлебниковский (XVI

век) и восходящий к нему Погодинский (XVII век) списки «Повести временных лет», а также ее список в составе Тверской летописи дополняют известие о месте, где конь Глеба повредил ногу указанием, что это произошло «на усть Тмы» ^{423} , то есть при впадении в Волгу ее левого притока Тьмы (Тьмаки). Позднее на этом месте возник город Тверь. (Само это известие, как считал А.А. Шахматов, могло быть взято из гипотетического общерусского летописного свода начала XIV века.) Это указание вызывает вопросы. Непонятно, почему Глеб, если он шел из Ростова или Мурома, переправился на левый берег Волги: в этом не было никакой необходимости ^{424} . Возможно, указание на Тьму восходит к каким-то преданиям, связывавшим именно с этим местом травму Глеба [124] . «Если предание о месте, где Глеб повредил себе ногу, засвидетельствовано для XIV и следующих веков, то появление его можно отнести и к более древнему времени. Ничто не препятствует предположению, что предание это восходит к XI веку. Оно могло быть известно и составителю Начального свода, как это ясно из только что приведенного отрывка. Ибо зачем было бы ему говорить о столь незначительном событии, как небольшое повреждение ноги Глебом, если бы этому событию не придано было где-либо в ином месте, в ином устном или письменном произведении, большое значение, если бы с ним не ассоциировалось представление о памятном месте, которое должно быть посвящено св. угоднику. Таким образом, составителю Начального свода пришлось комбинировать предание о путешествии Глеба в кораблеце или насаде с преданием о падении его с коня на берегу Волги и Тьмы и повреждении им ноги; в результате такой комбинации оказывалось, что Глеб на конях едет из Мурома к Волге, а в кораблеце или насаде отправляется уже только из Смоленска» ^{425} .

124

См.: Шахматов А.А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 1. С. 71. По мнению исследователя, это указание попало в летописный свод начала XIV века, откуда и было заимствовано позднейшими летописями. В месте впадения Тьмы в Волгу позднее был основан монастырь, посвященный Борису и Глебу, на что обратил внимание А.А. Шахматов.

Но саму по себе пересадку с одного транспортного средства на другое (с лошади на корабль) можно объяснить тем, что повредивший ногу Глеб не мог ехать в седле. Так стоит ли отрицать реальность самого путешествия по такому маршруту? Вполне вероятно, что Глеб шел не из Мурома, а из Ростова — братнего города, где в отсутствие Бориса мог гостить или найти прибежище после изгнания из Мурома язычниками юный князь. А если Владимир действительно готовил киевский престол для Бориса, осиротевший престол в Ростове он мог отдать Глебу. Н.В. Шляков подсчитал, что даже если Святополк отправил своих посланцев к Глебу сразу после смерти Владимира 15 июля, то и послы, и Глеб должны были проходить по 56—60 верст в день (в случае если Глеб княжил в Муроме). Если он находился в Ростове, скорость перемещений могла быть меньшей — по 46 верст ежедневно. (Исследователь исходил из указаний источников об убиении Глеба 5 сентября.) Но предположение о Ростове как исходном пункте путешествия не объясняет, почему же Глеб переправился на левый берег Волги. Н.В. Шляков осторожно высказал догадку, что князь шел из Белоозера, которое находится севернее Волги. В этом случае путешествие по левому берегу становится понятным, однако длина дневного перехода возрастает еще больше — до 64 верст^{426}. Н.М. Карамзин же предположил, что гонец от Святополка с известием о болезни отца нашел Глеба во владениях за Волгой, которые принадлежали Мурому^{427}.

Известие о повреждении Глебом ноги на устье Тьмы не обязательно надо понимать так, что это событие произошло буквально в месте впадения этой реки в Волгу. Упоминание о реке Тьме, возможно, имеет не столько предметный, сколько символический характер: падение коня — зловещая примета, происшествие случилось недалеко от реки с мрачным, «темным» названием. Выражение «на устье», возможно, означает просто «вблизи устья», «напротив устья» — на другом, правом берегу Волги.

Косвенное подтверждение того, что Глеб мог идти из Мурома в Киев волжским путем, можно найти в летописных известиях середины XII века, очевидно основанных на каких-то суздальских преданиях. Летописец Переяславля Суздальского и Радзивиловская летопись сообщают под 1159 годом о том, что вблизи Суздаля на реке Нерли было становище святого Бориса. По известию летописей, в этом месте Юрий Долгорукий построил храм в память о святых братьях ^{428} . В Лаврентьевской летописи к имени Бориса добавлено имя Глеба («становище Бориса и Глеба») ^{429} , а в Ипатьевской еще и сообщается, что это становище Бориса и Глеба на Нерли было в местечке Кидекше (село в четырех верстах от Суздаля, в котором и построил Борисоглебский храм Юрий Долгорукий) ^{430} . По мнению А.А. Шахматова, первично известие в редакции Летописца Переяславля Суздальского и Радзивиловской летописи, в Лаврентьевской оно подверглось правке, а самый его поздний вариант содержит Ипатьевская летопись ^{431} . Если это так, то в предании о стане Бориса могла сохраниться память о подлинных путешествиях этого князя по ростово-суздальским землям. Однако не исключено, что в изначальной форме предания упоминался как раз Глеб, который останавливался в Кидекше на своем смертном пути в Киев, куда его вызвал вероломный Святополк ^{432} . [125] Юный князь мог направиться из Мурома на север, через Кидекшу к Ростову, из Ростова к Ярославлю по реке Которосли — правому притоку Волги или на конях по берегу Которосли. Но предание, даже если оно и рассказывало изначально именно о Глебе, — не вполне достоверный исторический источник.

125

В «Степенной книге» — памятнике сере дины XVI века — сообщается, что в Кидекше Борис останавливался на пути из Ростова в Киев, а Глеб — по дороге из Мурома в Киев; см.: Степенная

книга царского родословия по древнейшим спискам. Т. 1. С. 415. Это известие отражает реальность не XI, а XVI века, когда основной путь из Ростова в Киев шел уже не по Волге к Смоленску и далее вниз по Днепру, а через Суздальскую землю и Москву. См.: Комарович В.Л. Китежская легенда: Опыт изучения местных легенд. СПб., 2013. С. 145. По мнению B. Л. Комаровича, Кидекша в 1024 году после расправы с населявшими ее волхвами стала опорным пунктом для Ярослава Мудрого при христианизации Суздальской земли в 1024 году и только в позднейших преданиях Кидекша была названа местом, где останавливался Борис: Там же. C. 145-151.

Увы, все соображения историков о причине, по которой Глеб шел левым берегом Волги, — лишь догадки и даже фантазии. Зато бешеная, кажущаяся невероятной быстрота путешествия, длина дневных переходов вполне правдоподобны, и потому 5 сентября могло быть точной датой гибели муромского князя. Быструю езду любили и в те стародавние времена: князь Владимир Мономах вспоминал в «Поучении», что ему приходилось за день преодолевать расстояние между Киевом и Черниговом^{433} (в современном исчислении 149 километров, то есть почти 140 верст!). Святополков курьер ехал скоро, Глеб тоже спешил: он хотел застать отца в живых. Неизвестно, как были налажены станы и конские подставы на пути, но трудностей со сменой загнанных или обессилевших лошадей на свежих не было. Скорость движения Глеба и его спутников могла быть и меньшей: расчет основан на сообщении летописи, что Святополк послал вестника к Глебу после убийства Бориса, произошедшего 24 июля. Но если «второй Каин» готовил преступление заранее и давно замыслил убийство обоих братьев, он мог нанести оба удара одновременно и отправить вестника к Глебу сразу после 15 июля — почти тотчас после смерти Владимира. В таком случае у Глеба было больше времени, чтобы к 5 сентября оказаться возле Смоленска.

Ясно, и почему был выбран такой длинный путь. Короткий путь, как известно, не всегда самый быстрый. Почему Глеб не поплыл вниз по Оке из Мурома до ее впадения в Волгу, легко объяснить: земли в нижнем течении Оки, в окрестностях будущего Нижнего Новгорода, находились тогда под властью булгар, а не русских князей^{434}. Понятно и то, почему князь и его свита сначала пошли берегом Волги на лошадях, а не сразу поплыли в ладье: плыть пришлось бы против течения, и такое путешествие оказалось бы более долгим.

Прямого пути из Мурома в Киевскую землю через будущие московские земли тогда, возможно, попросту не было [126] , а были только кружные: об этом свидетельствуют находки археологами восточных монет ^{435} . Вятичи, славянское племя, чьи земли отделяли Залесскую Русь от Киева, не были к началу XI века полностью покорены. Свободолюбивые и своенравные вятичи долго сохраняли старую, языческую веру ^{436} . Проповедь христианства в их землях была опасной даже в первой четверти XII века: тогда вятичами был убит монах-миссионер Кукша, постриженник Киево-Печерской обители ^{437} .

126

Эту мысль еще почти двести лет назад высказал Н.А. Полевой, за метивший, что «иного пути и не могло быть тогда. В Муром ездили из Ростова, а из Киева плыли до Смоленска по Днепру, потом переезжали на Волгу, и сею рекою приближались к Ростову, достигая его от берегов Волги сухим путем». — Полевой Н.А. История русского народа. Т. 1. С. 506.

Землю вятичей завоевал Святослав Игоревич (по летописи, князь совершил против них два похода, в 964 и 966 годах, но летописная хронология условна и не вполне точна^{438}). Однако вятичи отнюдь не были подчинены: «…Под 981 и 982 годами “Повесть временных лет” сообщает об упорной войне, которую вел с вятичами киевский князь Владимир, сын Святослава. Другой Владимир, Мономах (праправнук Святослава), как о подвиге рассказывал в своем “Поучении” о том, что он по поручению отца проехал к Ростову “сквозь землю вятичей”. Этот поход исследователи относят к 1072 году. А еще позднее, в 1081—1082 годах, Мономах две зимы подряд ходил в Вятичскую землю воевать с местными правителями Ходотой и его сыном»^{439}.

Именно опасностью путешествия «сквозе вятичей» и отсутствием прямой дороги из Ростова к Киеву объяснял путь Глеба В.О. Ключевский. «Даже былины сохранили память, что не было прямой дороги между Суздальским северным краем и Киевом<…>, — писал он. — Это был в то время непроходимый край; уйти к вятичам значило скрыться так, чтобы не сыскали. Во время борьбы Святославичей с Мономаховичами князь, теснимый врагами, иногда искал убежища за лесами, у вятичей. Из города Карачева в Козельск надо было ехать дремучими лесами Брянскими; на обилие этих лесов указывает имя города Брянска, называвшегося тогда Дебрянском (от дебрей). Недаром Суздальский край назывался на юге Залесским» ^{440} . [127]

127

Вятичи могли отпасть от Киева после смерти Владимира и начала борьбы между его сыновьями (убиения Бориса).

О том, что путь из Залесской Руси в Киев по Волге и Днепру через Смоленск был в то время если и не единственным, то самым привычным, свидетельствуют и действия Святополка, который выслал отряд для убийства Глеба именно под Смоленск, очевидно заранее зная, какой путь выберет жертва. Хотя не исключено: были посланы отряды, чтобы перекрыть и другие пути.

Существует и еще одно объяснение маршрута Глеба: князь будто бы шел не к Святополку, а к Ярославу, пытаясь укрыться в Новгороде от братоубийцы, или же намеревался отправиться по Западной Двине на Балтику, а оттуда в Скандинавию^{441}. Но эта версия неправдоподобна. «Чтение…» Нестора свидетельствует, что Глеб намеревался искать защиты на севере у Ярослава, но книжник высказывает такую мысль, кажется, только затем, чтобы теснее связать святых братьев с Ярославом, учредившим их почитание. Никаких бесспорных свидетельств об особенно теплых братских отношениях между властолюбивым Ярославом и Глебом нет. Единоутробный брат Глеба Борис, вероятно, стал преемником отца и, «обошедший» новгородского князя, был для Ярослава не союзником, а соперником. Конечно, в ситуации смертельной опасности мальчик Глеб мог искать защиты и у Ярослава и вряд ли попал бы из огня да в полымя, свернув от Смоленска к северу, а не к югу. Но неясно, откуда Глеб мог узнать о подлинной ситуации в Киеве и о злодеянии Святополка, чтобы сразу решиться идти на север через Смоленск. Гонец от Святополка прибыл к нему заведомо раньше, чем это мог сделать вестник от Ярослава: Ярослав прежде должен был получить весть из Киева и только потом переслать ее Глебу. Ни в Муроме, ни в Ростове вестник из Новгорода Глеба уже не застал бы, а если они встретились на пути, значит, Ярославу был известен обыкновенный, принятый путь из Залесской Руси в Киев. И этот путь пролегал по Волге через Смоленск.