Борис Немцов. Слишком неизвестный человек. Отповедь бунтарю
Шрифт:
Идея использования мирного атома в коммунальных целях возникла в середине 70-х годов. Горьковское отделение института «Теплоэлектропроект» выполнило схему теплоснабжения города Горького на период до 1990 года. Она была согласована с Госпланом СССР и утверждена Минэнерго Советского Союза. Согласно схеме в нагорной части города на границе будущей застройки должна была появиться Горьковская атомная станция теплоснабжения (ГАСТ). Предложение было одобрено всеми соответствующими инстанциями, как «передовое» и «прогрессивное». А поскольку ни о каких радиационных авариях в СССР СМИ никогда не сообщали, эта новация не вызвала никакой паники и даже критики среди населения. И это притом, что незадолго до принятия решения о строительстве объекта горьковчане на своей шкуре испытали весь ужас радиоактивного заражения!
В конце 60-х годов завод «Красное Сормово», выпускавший атомные подлодки, работал в очень напряженном графике. В мире шла гонка вооружений, и военные требовали от производителей все больше подводных
Шестерых рабочих, находившихся в момент аварии внутри подлодки, доставили в больницу в Москву, где трое из них скончались уже через неделю. Дезактивация проводилась силами личного состава представительства военной приемки и добровольцев из состава рабочих. Многие из них впоследствии умерли от различных болезней, связанных с радиацией. Сама подлодка К-302 после аварии была переименована в К-320. После замены реактора в 1971 году она была спущена на воду, а 15 сентября того же года вступила в строй. Во время службы с лодкой случилось еще несколько происшествий. Так, 19 января 1972 года она столкнулась в Мотовском заливе с подлодкой К-131 и повредила корпус. А в мае 1976 года во время плавания произошла частичная разгерметизация активной зоны реактора. Из состава флота К-320 была исключена в 1994 году.
Ну а в Горьком со всех участников инцидента взяли подписку о неразглашении, поэтому только узкий круг лиц знал о произошедшем. В то время как на расположенном в городской черте предприятии шла дезактивация, о которой все советские школьники были наслышаны из рассказов про атомные бомбы, по соседним улицам как ни в чем не бывало курсировали автобусы и троллейбусы, детишки ходили в школу и садики, а трудящиеся спешили на работу.
И вот теперь горьковчанам хотели построить прямо возле города атомную котельную. Более того, мало кто знает, что помимо ГАСТ в районе между Горьким и Дзержинском собирались возвести еще и первую в мире атомную теплоэлектроцентраль (АТЭЦ) мощностью 2 тысячи мегаватт! Предполагалось, что она будет иметь четыре энергоблока, два из которых будут обеспечивать теплом Сормовский, Канавинский и Автозаводский районы Горького, а еще два – соседний Дзержинск. Таким образом, к 1990–2000 годам город должен был стать первым в СССР, который практически полностью перешел бы на атомное отопление и электроснабжение. У энергетиков и коммунальщиков, как говорится, от планов дух захватывало! «При новой системе себестоимость горячей воды у нас снизится в разы, – рассказывал автору дедушка, в тот период начальник отдела жилищно-коммунального хозяйства Горьковского облисполкома. – И экология у нас очистится, смог над городом исчезнет».
Правда, с АТЭЦ вышла промашка. Дело в том, что местность между Горьким и Дзержинском по большей части представляла собой болота и реки с рыхлыми грунтами и большим количеством подземных вод. Поэтому подобрать площадку для атомной ТЭЦ оказалось непросто. А когда подыскали, изменились нормы приближения атомных станций к городам. В итоге от заманчивого проекта АТЭЦ Горьковскому облисполкому, в котором начальником отдела ЖКХ в то время работал и дед автора, Михаил Кривошей, пришлось отказаться. А вот ГАСТ в районе деревни Федяково и железнодорожной станции Ройка была заложена в 1979 году. Участок находился всего в нескольких километрах к востоку от городской черты, но эта близость была необходима для доставки теплоносителя в систему отопления! Понятно, что гнать горячую воду по трубам за десятки километров не имело смысла. Впрочем, в то время горьковчане слышали о радиоактивных авариях только по слухам, с Чернобыльской АЭС все было в порядке, ее даже показывали в кино в научных киножурналах перед фильмами. Посему никаких опасений по поводу того, что прямо рядом с городом строится и скоро заработает атомная станция, у людей не возникало.
В первое время станция строилась ударными темпами. Как-никак, после апробирования атомной котельной в Горьком аналогичную собирались построить в Воронеже, а потом других крупных городах страны, в том числе Москве и Ленинграде. Уже 1 января 1982 года началось сооружение первого энергоблока «Горький-1». Согласно графику строительства, его планировалось ввести в строй уже в 1985 году, а в 1986-м
Строительство самого корпуса ГАСТ вело строительно-монтажное управление № 4, которое по итогам 1983 года выполнило план по генподряду на 100%. Если бы стройка и дальше шла такими же темпами, то уже через год-полтора в батареях жителей микрорайона Щербинки потекла бы вода из второго контура охлаждения атомного реактора модели ACT-500. Ну а необычайную надежность ядерной котельной, которую обещали проектировщики из ОКБМ, горьковчанам предстояло проверить на собственной шкуре. Символично, что как раз в Щербинках в это время проживал в ссылке академик Дмитрий Сахаров, один из создателей советской водородной бомбы. Интересно, что он думал о проекте ГАСТ, о котором часто писали в газетах? Однако оптимистичным планам атомщиков, чиновников и коммунальщиков не суждено было сбыться. Уже в январе 1984-го у СМУ-4 возникли первые трудности. «На строительной площадке не хватает рабочих, заметно сдерживает темп и плохое снабжение материалами и оборудованием, – сетовали СМИ. – Члены штаба наметили конкретные меры по устранению этих недостатков и активизации хода строительства важнейшего объекта теплоснабжения». Но времена были уже не те. Советский Союз вступал в период глубочайшего кризиса, вызванного как затянувшейся стагнацией, так и постепенным падением мировых цен на нефть, начавшимся еще в конце 1982 года. Это сказалось на всех отраслях экономики, в том числе и на ядерной энергетике.
В итоге уже на завершающем этапе строительство ГАСТ было приостановлено. В 1985 году работы на объекте шли чрезвычайно медленными темпами, не помогали ни многочисленные совещания, ни ударные смены. Ну а потом случился Чернобыль… Катастрофа, навсегда разделившая мировую атомную энергетику на «до» и «после», волею судьбы наложилась на только что начавшуюся эпоху гласности и демократизации, в связи с чем государству на сей раз не удалось не только скрыть, но даже приуменьшить масштабы аварии. В стране началась настоящая атомофобия. А в городе Горьком дававшие когда-то подписку о неразглашении ликвидаторы и свидетели инцидента 1970 года начали понемногу рассказывать, что и у нас, мол, свой «мини-чернобыль» был. Возник резонный вопрос: а нужна ли нам под боком своя атомная станция? Не превратится ли в один прекрасный день город Горький в такой же призрак, как украинская Припять?!
Так или иначе, Чернобыль отодвинул сроки пуска станции. От атомщиков потребовали значительно изменить и пересмотреть существовавшие нормы безопасности (ведь до этого считалось, что советские реакторы совершенно безопасны, ими можно даже чаек на Красной площади кипятить!). Все это серьезно удорожало строительство, по слухам, даже была разработана некая аварийная система, когда реактор в случае серьезного сбоя проваливался в шахту и сразу заливался жидким бетоном. Хотя кто бы там этот бетон круглосуточно месил? В общем, противники ГАСТ выиграли значительное время.
Что увидел, то и спел
«Коммунисты затеяли строительство атомной котельной – „атомной станции теплоснабжения“ (ACT), – вспоминал Немцов. – Они предлагали нагревать воду в атомных реакторах, и потом через систему теплообменников эту воду под высоким давлением закачивать в нижегородские дома. Поскольку страна на тот момент была безмолвна, никто никого ни о чем даже не собирался спрашивать – стали строить. Однако Нижний – по сути своей город не рабский, у нас появилась общественная организация „За ядерную безопасность“, главной задачей которой было не допустить строительства этой самой котельной. Даже моя мама стала собирать на площади имени Горького подписи против этого проекта. Собственно, благодаря матери я и пришел в политику. Она все время мне твердила одно и то же: „Вот ты занимаешься никому не нужной наукой, а у нас тут собираются ядерную котельную строить. У тебя совесть есть?“ Наконец меня, как физика, попросили войти в организацию». В отличие от обычных «атомофобов» Борис Ефимович первым открыто высказал мысль, что станция не только опасна с точки зрения возможных аварий и нештатных ситуаций, но и экономически бессмысленна. Дело в том, что коммунальное хозяйство в это время находилось в довольно запущенном состоянии. Все силы и средства уходили на постройку коммуникаций в новые микрорайоны, в то время как старые, в том числе магистральные водопроводы и сети горячего водоснабжения, не ремонтировались. В конце зимы 1984/85 года, перед смертью генсека Черненко в Горьком даже произошло несколько крупных коммунальных аварий. Тысячи жителей остались без воды и тепла, в нескольких местах вода текла по улицам города, замерзала, превращая проезжую часть в горы льда и парализуя движение. Немцов считал, что коммунальные сети попросту не выдержат атомного напора, трубы, батареи и стояки будут лопаться, а нагретый в реакторах кипяток в итоге придется выливать в поле.