Борис Пастернак. Времена жизни
Шрифт:
Голос
1922
«Этот непередаваемо-особенный голос, глубокий, гудящий, полный какого-то морского гула. Завыванье? Пенье? Нет, совсем не то».
Е. Кунина
1930
«Он умел хорошо молчать, когда человеческому голосу звучать не следовало».
О. Петровская
1934
«И как здорово он
Воспоминания участника Первого съезда советских писателей
1935
«И читал он стихи таким голосом, в котором слышалось: „Я сам знаю, что это дрянь и что работа моя никуда не годится, но что же поделаешь с вами, если вы такие идиоты“. Глотал слова, съедал ритмы, стирал фразировку».
К. Чуковский
Конец 40-х
«Если Б. Л. запинался, забыв слово или строчку, из публики сразу подсказывали. Его стихи знали, несмотря на то, что он мало печатался и не переиздавался. А читая свои стихи, Б. Л. часто внезапно запинался, забывал. Читал он без всяких внешних эффектов (как, например, Блок). Но удивительно – когда он читал, стихи становились ясными до прозрачности».
Е. Черняк
Июнь 1959
«…знакомый густой звук его слов…»
А. Цветаева
«Ахматова рассказывала, что когда к ней приходил Пастернак, он говорил так невнятно, что домработница, послушавшая разговор, сказала сочувственно: „У нас в деревне тоже был один такой. Говорит-говорит, а половина негоже“».
К. Чуковский
Характер
Зима 1930
«Б. Л. приходил сказать ему (Г. Г. Нейгаузу. – Н. И. ), что он меня полюбил и что это чувство у него никогда не пройдет. Он еще не представляет себе, как все сложится в жизни, но он вряд ли сможет без меня жить. Они оба сидели и плакали, оттого что очень любили друг друга и были дружны».
З. Н. Пастернак
Лето 1933
«По приезде в Москву Б. Л. пошел в Союз писателей и заявил, что удрал с Урала без задних ног и строчки не напишет, ибо видел там страшные бедствия: бесконечные эшелоны крестьян, которых угоняли из деревень и переселяли, голодных людей, ходивших на вокзалах с протянутой рукой, чтобы накормить детей».
З. Н. Пастернак
Середина 30-х
«Поражал он также своим удивительным умением слушать – не из любезности, не из вежливости, нет, из человеколюбия, из уважения к человеку, кто бы он ни был. П. умел слушать на редкость внимательно, все запоминая. Он часто потом вспоминал и рассказывал эти случайные разговоры. Он умел заставить другого человека уважать себя, как бы поднимал собеседника в его же собственных глазах».
Н. Табидзе
Конец 30-х
«Он
«Он очень любил цветы, но не любил срезанные, в вазах. Я думаю, он их жалел».
Н. Табидзе
40-е
«Б. Л. был чрезвычайно радушным хозяином. Любил созвать людей и на славу их угостить».
«Застольные тосты Б. Л. – настоящие произведения искусства».
Т. В. Иванова
20 октября 1953
«Боря Пастернак кричал мне из-за забора:
„Начинается новая эра, хотят издавать меня!“»
К. Чуковский
50-е
«Невероятная непосредственность была его основной чертой. Безудержность выразить себя, какое-то свое чувство, и полное отсутствие игры и позы. Он не поддался никакому испытанию. Он был таким, каким человек был задуман».
А. Цветаева
23 апреля 1959
«…встретился на дорожке у дома с Фединым – и пожал ему руку – и что в самом деле! начать разбирать, этак никому руку подавать невозможно!»
К. Чуковский
Легенда
Конец 50-х
«…и дает уборщице пятерку. По этому случаю один старик сказал: ему легко швырять деньги. Он продался американцам – читали в газетах? Все эти деньги у него – американские».
К. Чуковский
«Вы воображаете, что он жертва. Будьте покойны: он имеет чудесную квартиру и дачу, богач, живет себе припеваючи, получает большой доход со своих книг».
В. Катаев
Среда обитания
1908
«Комната, в которой помещался Борис вместе с братом, была безличной, очень чистой и аккуратно убранной комнатой с двумя столиками, двумя кроватями и какой-то стерилизованной скукой в воздухе».
К. Локс
Лето 1922
«Б. Л. жил тогда на Волхонке, 14, на втором этаже, в бывшей квартире своих родителей. Из прихожей была дверь в комнату, занимаемую братом, Александром Леонидовичем. Другая дверь вела в бывшую столовую. Комната, мне помнится, темноватая, длинная, с длинным столом. Позднее ее разделили занавеской, стол поставили круглый. На стенах висели эскизы и наброски отца Пастернака, Серова, других художников. Я помню эскизы к картине Серова „Девочка с яблоками“ и портрету „Мика Морозов“… Из столовой, выходившей во двор, одна или несколько дверей вели в комнаты, выходившие по фасаду… Они были, кажется, большие, перегороженные и полупустые. Помню только, что, проходя в комнату Б. Л., заметила большое кресло с высокой резной спинкой черного дерева… Комната Б. Л. была большая, тоже темноватая и полупустая. Позднее ее тоже перегородили занавеской. Сразу у входа стояло пианино. В течение вечера Б. Л. вдруг сел за рояль и начал импровизировать… Около пианино стоял большой ящик».
Е. Черняк