Борис Слуцкий: воспоминания современников
Шрифт:
Я попросил его рассказать поподробнее о Назыме Хикмете, как о человеке и поэте: каким он был в жизни, что больше всего интересовало его и как они нашли друг друга. Он не отказался…
— Назым сам захотел со мной познакомиться. Когда он находился где-то на юге, какие-то физики, встретившись с ним, начали читать ему мои стихи… Назым заинтересовался, что это за поэт, стихи которого наизусть знают физики?.. Прибыв в Москву, заговорил об этом Ильей Григорьевичем Эренбургом. А Эренбург в то время хорошо знал меня и мои стихи. Пригласил к себе домой, а у него находился Назым, где мы и познакомились… С того дня я стал переводить его стихи… Жаль, что
«Я с первой полосы „Правды“ перешел на четвертую полосу», — как-то пожаловался… Но тем не менее очень любил Россию и русскую жизнь… Был жаден до женщин.
Признаюсь, до этого коктебельского вечера подобных рассказов и разговоров Слуцкий при мне никогда не допускал. Но в этот раз разговорился. Понятно, что для меня, провинциала, многое из того, что говорил он, было и неожиданным, и интересным, и удивительным.
В тот же вечер Слуцкий вспоминал и об Ярославе Смелякове. Говорил, что Ярослав Васильевич очень большой поэт, но сердитый и резкий человек. Трудно с ним разговаривать… В связи с творчеством Э. Межелайтиса довольно долго и со знанием дела говорил о современной поэзии народов Прибалтики.
— Межелайтис интересный человек и поэт. Я с ним дружил и переводил его. Теперь не перевожу. — И вдруг удивил меня. — А вот вас буду переводить. Во всяком случае, вы мне пока не надоели…
— Спасибо, Борис Абрамович, — невольно вырвалось у меня. — Но вы, мне кажется, преувеличиваете возможности моих скромных стихов…
— Что в голове, о том и говорю. Да, — на миг приостановился Слуцкий, — тут находится поэт, секретарь правления Союза писателей РСФСР Сергей Орлов. Ваш прямой начальник. Я познакомлю вас с ним. Я ему говорил о вас. Он сказал, что знает и читал…
В это время мы проходили мимо дома Максимилиана Волошина. Слуцкий подбородком кивнул в сторону этого дома и сказал:
— Как-нибудь мы с вами туда зайдем. Вдову Волошина увидите, посмотрите библиотеку. Очень богатая библиотека… А Бабеля, книгу которого я вам дал, читаете?..
— Читаю.
— Ну, и как находите? Нравится?
— Да, — сказал я. — Он, мне кажется, похож на раннего Гоголя. В его вещах реальная жизнь и сказка перемешаны.
— Это вы заметили верно. Но я сколько бы раз ни читал Бабеля, он столько же раз интересен мне. Люблю его перечитывать.
В тот вечер мы говорили о многих писателях, затрагивая различные темы. Но меня не покидало ощущение, что я иду хотя и рядом со Слуцким, но почти не похожим на прежнего. <…>
Борис Абрамович тяжело переживал смерть жены. Через какое-то время тяжело заболел и сам. Общие наши знакомые и друзья говорили мне, что видеть никого не хочет — ушла, исчезла жажда жизни. Затем он уехал к брату и очень редко появлялся в Москве. За годы его болезни, сколько бы я ни пытался, но ни разу больше нам с Борисом Абрамовичем встретиться не удалось. И все же он однажды дал мне знать о себе, прислав почтовую открытку, в которой были, в частности, и горькие для меня строки.
«В эту зиму много болел. Пришлось отложить все дела. Новых обязательств я пока брать не могу — в том числе и по Вашей книге. Поклон Вашей семье…»
Среди поэтов, посвятивших Борису Абрамовичу когда-либо стихи, значится
— Можете отнести в печать. Получилось…
После эти стихи не однажды переиздавались в моих различных сборниках с посвящением Б. А. Слуцкому, человеку и поэту с которым мне посчастливилось не только встречаться, но и у которого многому научиться за годы творческого содружества. [57]
Георгий Елин. Товарищеский суд. Уроки Бориса Слуцкого
…В 1972 году, встретив пишущего стихи приятеля, без особых планов на грядущий вечер, я был стремительно завлечен в пустую от учеников школу напротив филиала МХАТ, где базировалась некая литстудия. Приятель занимался в семинаре «имени Евтушенко», как он шутливо называл его, объяснив по дороге, что эгида популярного поэта чисто символическая, по причине многочисленных загранразъездов Евгения Александровича, но это не суть — занятия идут полным ходом, проводят их известные писатели, обстановка почти камерная, а одно это уже здорово.
57
Из книги: Б. Укачин. На мой взгляд. Барнаул, 1996.
На последнем (летнем) занятии студия распускалась на каникулы. В сентябре я уверенно пришел на сбор семинара «имени Евтушенко»…
Перед началом быстро узнали, что нас ожидает: Евтушенко снова уехал, вместо него придет Слуцкий, и пока мы караулили у входа, он уже давно поджидал нас в маленькой комнатенке, монументально восседая за столом, затянутым зеленым сукном. Выдержав паузу, пока мы рассядемся и вдоволь нахохочемся по адресу украшавшей нашу дверь таблички «Товарищеский суд», Слуцкий устало сказал, устремив взгляд светлых глаз поверх наших голов:
— Евгений Александрович попросил меня вести занятия в этом семинаре. Я согласился при условии, что буду заниматься два года, а не год, как хочет руководство, — мы ведь встретились с вами только сейчас, потому для знакомства нам потребуется больше времени. И этого списка, — он похлопал по листу бумаги перед собой, — мы, думаю, придерживаться не станем, сперва запишем всех, кто пришел на семинар сегодня, потом еще будут подходить люди. Отказывать не будем никому, пусть ходят все, кто захочет. Меня зовут Борис Абрамович, а с вами мы познакомимся по ходу дела. Будем работать так, чтобы оправдать назначение этой комнаты, — пусть наши отношения станут действительно товарищескими, без права суда, но с правом труда.
Так в нашу жизнь вошел Слуцкий… Не помню случая, чтобы Слуцкий пропустил хоть одно занятие; до своей трагической болезни, выбившей его из колеи окончательно, он занимался нами как только мог.
Наш семинар, случалось, разбухал до сорока-пятидесяти человек, но к зиме нас становилось около двух десятков — новички, за нечастым исключением, долго не задерживались. Может быть, из-за характера Слуцкого, о котором многие говорили как о тяжелом. Впервые пришедших прослушав раз «по кругу» и получив достаточное об уровне каждого, Слуцкий неизменно предупреждал: