Борись за мою любовь

Манич Мария

Демонстративно поднимаю с пола рюкзак и принимаюсь шарить в карманах в поисках наушников. Неужели моё везение совсем меня покинуло?

— Ничего я не боюсь, — бубню себе под нос и перебираю внутренний мир рюкзака.

Ручки, блокнот, пакет с мармеладными мишками, блеск для губ, резинка для волос.

Ничего полезного и нужного мне на данный момент. Может, только мармеладные мишки на минутку смогут заткнуть парня в соседнем кресле. Достаю шуршащий пакетик и протягиваю его собеседнику.

— Держи.

Его

глаза округляются в детском восторге, в таком настоящем и искреннем, что я немного подвисаю на его внешности, принимаясь разглядывать. У него тёмные волосы, со спадающими на лоб прядями, от которых меня передергивает, и хочется отвернуться, потому что именно такую прическу носит Кирилл. Но на этом их сходство заканчивается, и я могу затолкать свои болезненные мысли о Морозове обратно туда, откуда они только что вылезли. У Фила смуглая кожа, полные губы, которые он не умеет, по всей видимости, держать на замке, и потрясающе длинные чёрные ресницы. Просто мечта всех девчонок.

— Спасибо, — говорит он и смотрит прямо на меня.

Его глаза как две черные дыры затягивают меня в запретный космос.

Моргаю, прогоняя легкий морок с мозгов. Как мне там Машка на прощание завещала? “Ты еще встретишь своего человека. Может быть, прямо сейчас в самолете, а может, по прилету в Германию”.

О нет. Нет. Нет. Нет. Никогда больше ни в кого не влюблюсь. Ни за что.

В этот момент слышится треск, Фил одним движением вскрывает пакет.

Забрасывает сразу несколько мармеладок в рот и блаженно закрывает глаза, откинувшись головой на спинку кресла.

— Даже не надейся получить его обратно, Да-ша, — не открывая глаз, говорит парень.

Я фыркаю.

— Не думай, что это бескорыстная акция, это обмен. Мне нужны твои наушники во временные заложники.

— Хитра! — резюмирует Фил, приоткрыв один глаз.

Делаю невинное лицо и протягиваю ладонь в просящем жесте. Только такая балда, как я, могла не взять в поездку столь нужную вещь, как наушники. У него они точно есть. Я уверена.

— У меня есть одно условие, — говорит Филипп и демонстрирует мне аккуратный белый чехол. Я тянусь за ним, но он поднимает руку выше.

— Какое же?

— Я расскажу тебе три шутки, и если ты не засмеешься, то заберешь их. — Подкидывает и ловит коробку одной рукой.

Клоун. Мой сосед по полету настоящий клоун. И он уже начинает меня раздражать.

— На весь полёт? — сощурила глаза в поисках подвоха.

— Именно. Ну что, по рукам?

Наушники никому из нас так и не понадобились.

Открываю глаза и не сразу понимаю, где я. Так привыкла просыпаться у себя в кровати, что, даже когда ночую у родителей, в первые секунды после пробуждения теряюсь.

За

окном светлеет розовый рассвет, и на стене играют тени от штор и цветов, которыми уставлен подоконник. Разглядываю их какое-то время с абсолютно пустой головой. Мысли разбегаются, и я совсем не пытаюсь их поймать.

Переворачиваюсь на бок, обнимаю подушку и тянусь к телефону.

Часы показывают шесть двадцать утра. В доме стоит звенящая тишина, особенно это чувствуется, если вспомнить вчерашний шум. При мыслях о дне рождения Ал"eнки в голове сразу всплывает образ Морозова.

Я не держу на него обиды или злости. Отпустила внутри себя и давно... простила.

В чём его вина? В том, что он в итоге так и не смог меня полюбить?

Вспоминать то время уже не больно. В конечном счете это просто очередной жизненный опыт. Забыть глупо, помнить и пережевывать каждый момент необязательно.

Не знаю, как бы у нас всё сложилось, не зайди я той ночью в комнату и не увидь его поцелуй с Неллей. Смогла бы от него уехать? Смогла бы построить свою жизнь без этих больных чувств?

Вряд ли.

Его измена или, вернее сказать, предательство дало мне пинок под задницу.

Зато обломало крылья. Хотя в итоге я и без них научилась летать.

Его извинения были смешны. Кто столько лет после драки машет кулаками?

Зеваю и переворачиваюсь опять на спину.

Ночью я обычно сплю плохо. Тяжело засыпаю, подолгу могу лежать и считать овец. Часто просыпаюсь. Потею. Потом, стоит только солнцу показаться из-за горизонта, я встаю. Снотворные помогали, но после их приема я как по голове стукнутая. Ничего не соображаю. Поэтому вот уже два месяца, как отказалась от таблеток.

Иду в ванную, взяв с собой мобильный, косметичку и полотенце.

Ставлю телефон на подставку и включаю горячую воду.

От Фила новых сообщений нет. Я проматываю нашу переписку почти в самый верх и тыкаю пальцем в экран.

Он опять что-то поёт мне на немецком, а я улыбаюсь. Люблю вот такие добрые утра под его голос.

В нашей квартире он постоянно занимал по утрам ванную. Даже если сильно спешил, обожал погорланить свои любимые песни в душе.

Иногда я к нему присоединялась.

Тогда опаздывали мы оба.

Это было классное время. От тоски у меня сжимается сердце, тяну руку и Фил умолкает.

Зеркало запотело от пара, протираю его рукой и смотрю на себя.

Я всегда была худой. Нескладной. Тонкие руки, выпирающие ключицы, острые коленки. Только щёки, как у хомяка. Хотя примерно полгода назад они наконец-то решили меня покинуть. Зато теперь у меня есть очень симпатичные мешки под глазами и шрам на лбу. Тонкий, уже почти незаметный, бледный.

Провожу по нему пальцем, больно вдавливая в кожу. Будто надеюсь, что он исчезнет.