Борька

Коробейко Антон Анатольевич

Это было аргументом "против", за то, чтобы навести окончательный порядок в вопросе содержания свина. Нет поросёнка - нет проблемы!

В итоге всех этих размышлений Василиса всё-таки пришла к определённому мнению.

И вот что она решила:

– Зарежем, мы кабанчика нашего. Зарежем к Рождеству, наверное. Пусть догуляет он ещё немножко, наберёт немного ещё - тогда и будем его резать. Будет у нас и

мясо, и холодец на Рождество, да на Новый год - будем мы надолго обеспечены, да и хранить его будет нетрудно.

Так тому и бывать, - сказала она Михаилу, подводя итог всему этому неприятному и долгому разговору.

Сам Борис во время разговора рылся под окном в один из тех случаев, когда его на цепи выпускали из клетки. Он энергично рылся в мусорных кучах на дворе, и казалось, ничто не может его отвлечь от этого увлекательного занятия.

Да ему и самому так казалось.

Но любопытство взяло верх - и он стал тихонько пастись под окном, прислушиваясь к тому, о чём же всё-таки идёт разговор.

В тот момент, когда он услышал голос бывшей своей жены, и тогда, когда её вердикт был вынесен - он вдруг всё понял.

Он несколько раз дернулся, но потом решил подождать.

Время расплаты ещё не пришло.

18. ПОБЕГ

Резать Борьку решили за пару недель до Рождества.

Этого времени как раз бы и хватило для того, чтобы рождественский окорок хотя бы предварительно просолился на чердаке. А уж дальше-то он должен вялиться уже гораздо дольше - но это уже отдельная история.

Здесь же речь шла о том, что часть этого окорока можно было ещё и запечь, но для этого нужен был окорок. Вопрос вставал ребром.

Как и должно было быть, инициатором выступил Михаил:

– Подходит время, когда за дело надо браться - сказал он Василисе, та молча согласилась с ним - в таком случае план действий у нас будет такой. Ты его примани к себе потихоньку - еды ему дай его любимой, или ещё чего, а сама иди... Он же в клетке - так куда ему бежать? Я уж буду тут наготове, с инструментом подойду и сам всё обделаю, лады?

Василиса замялась, подумала, да и сказала: "Да". На том и порешили.

Назначили назавтра на утро.

Василиса в очередной раз с ведром очистков вышла к клетке, плеснула содержимое в корыто, и быстро повернулась чтобы уйти. Сразу вслед за ней вышел Михаил.

И тут случилось странное....

В момент, когда к нему подходили, держа наготове уже все нужные инструменты, Борька почуял неладное. Что в нём происходило - неясно. Понятно стало только одно - живым он сдаваться совсем не собирается.

Он

взвизгнул, всхрюкнул, даже подпрыгнул на месте высоко вверх, и перевернулся так, что с размаху жирно шлёпнулся в грязь.

Василиса даже подумала, что он уже никогда не встанет - но он тут же каким-то пружинистым движением вскочил на ноги.

Вдруг (откуда у него взялась такая силища?) он движением жирных плеч повел так, что клетка разлетелась на части в разные стороны.

Одним обломком даже зацепило Михаила так, что тот охнул и осел на землю.

Схватить и остановить Борьку уже никто не мог - он подскочил, и как ошпаренный дёрнул в лес. Да и некому было - кто же устоит против разъярённого борова? Пожалуй, что и никто...

Таким образом состоялось Борькино освобождение - нежданно да негаданно - но он сбежал. Бежал стремительно, странными зигзагами, но быстро и неуклонно направляясь в сторону леса.

Так что только его и видели...

Жирный завиток его хвоста весело помахивал на ходу...

19. ПРИКЛЮЧЕНИЯ В ЛЕСУ. ВРАГИ.

Рождество Борис встретил в лесу.

Мягкий снег спускался так плавно и так тихо, что хотелось раствориться в этом плавании снежинок в воздухе. Хотелось растаять в этом заполненном холодным мягким движением пространстве.

А еще можно было закутаться в это сплошное снеговое покрывало, расстеленное уже повсюду на земле, и заполонившее уже все вокруг, и даже висевшее в воздухе вокруг Борьки. И спрятаться, завернувшись, в белое полотно куда-нибудь в тёплую мягкую нору, и уснуть надолго.

И слушать во сне, как тих и спокоен зимний лес.

Но лес был совсем не хорошим и не дружелюбным. Был он каким-то ГНИЛЫМ.

Деревья в нём стояли неровно, сломанные или обугленне, поросшие мхом и вообще какой-то висячей тиной. Редкий да тихий ветер уныло раскачивал её в разные стороны без особого энтузиазма, но и без труда тоже.

А вот зачем были нужны этому собранию деревьев все мхи, вся эта мишура - неясно было вовсе. Просто какие-то зелёные мочалки колыхались по воздуху без особой нужды. Но и деревья этим растительным конструкциям нужны не были. Они бы и так выжили бы - ползком-ползком, по земле. В общем ситуация не до конца выясненная - но так всё это выглядело со стороны.

Да и какой это был лес - сказать было трудно - не сосновый, не берёзовый, не дубовый, но и не еловый.

Как будто какая-то нелепица повылезала отовсюду, и перемешалась так густо и так часто, что превратилась в глухую, почти непроходимую чащу, очень разнообразное скопление не пойми чего - какие-то ольхи, липы, ивы с вязами, боярышник с жимолостью, да бересклет.

Ну и, наконец, здесь было странно - здесь было не так, как во всех остальных лесах (о которых Борис что бы то ни было - но знал).