Бородинское пробуждение, Сергиенко Константин Константинович

Бородинское пробуждение

на обложку

Сергиенко Константин Константинович

Шрифт:

– Прощай, – сказал он, – потерпи. Теперь уж недолго осталось.

Он тронул коня и медленно двинулся через поле. Его черный с красным мундир, его белая лошадь сияли в дождевой пелене с фосфорической силой. Его взгляд с мощью прожектора рассекал водяную морось и озарял лица павших…

Я лежал с открытыми глазами. Я ни о чем не думал.

В руке я сжимал предмет, похожий на теплый голыш. В груди я чувствовал рану, туда проникал тяжкий холод…

Я ни о чем не думал. Перед глазами низкое мокрое небо. В сите дождя качаются знакомые тени. Они машут руками, зовут. Среди них я пытаюсь вообразить свою звезду, я напрягаюсь, и вот она начинает сиять пронзительным серым осколком…

Эпилог

Жизнь,

зачем ты мне дана?

А. Пушкин

Я проснулся в сладкой истоме. Блестящие спицы сена, гнутые, сломанные, перепутанные, пахучим ворохом окружают меня. Я слышу радостный щебет птиц, в щели своего укрытия вижу небо, синее до прохлады, хотя воздух жарок, особенно здесь, в стогу.

Как долго я спал! Я потягиваюсь, рукой откидываю пласты сена и долго гляжу в небо. Там с сумасшедшим счастливым криком вьются малые птахи. Небольшое облачко, крепкое, как фарфоровый слиток, плывет, ослепленное солнцем. Тихо, едва касаясь, пролетает ветерок. Он только поправляет узор ниточек сена и растворяется в солнцепеке.

Такое же счастливое, как природа, передо мной появляется круглое личико. Оно подсвечено отблеском солнца. Оно прозрачно, на щеках розовые акварельные блики, голубые глаза светятся любопытством.

Я узнаю ее. Это школьница, которая убеждала меня оберегать памятники. Белый бант трепещет над головой, как большая стрекоза. Она долго смотрит и наконец спрашивает, стараясь придать голосу строгость:

– А вы от кого прячетесь?

– Я не прячусь, я просто сплю.

– Тут?.. – Она раздумывает, потом говорит шепотом, как соучастница: – Только сено поправьте. Дедка Анисим заметит.

– Поправлю, – обещаю я.

– Ага, – говорит она. – Поправьте. – Она качает портфелем и спрашивает совсем уж доверительно: – А хорошо там внутри?

– Очень.

– Там всякие мыши живут.

– Мышей я не видел.

– Ага, – соглашается она. – А я в школу иду.

– В каком ты классе?

– Во втором. Ой, на урок опоздаю!

Она убегает и кричит издалека:

– Только сено поправьте, а то вам будет!

Стебли высокой травы скрывают ее крепкие загорелые ноги. Она бежит мимо розовых, серых и черных монументов. Гранит провожает ее безмолвным взором. Она бежит маленькая, беспечная, похожая на мотылька с белыми крылышками бантов. Мне кажется, монументы вздыхают и шепчут глухо и ласково: «Славна такая девчушка, конфекту бы ей…»

Она бежит вприпрыжку, срывая головки цветов и качая черным блестящим портфелем.

Как долго я спал! Какой волшебный освежительный сон! Я гляжу в синее небо, каждая точка его кажется мне маленьким колокольчиком, а синева превращается в звенящее золото.

В этом ликующем звоне я слышу вопрос, пришедший из бородинского сна. Кто мы, зачем живем, что значит наша жизнь для грядущего? И каждая струнка сознания, каждый мускул тела радостно напрягаются при этих словах. Она как пронзительный звук трубы в грохоте боя…

Только щебет птиц, только молчание неба, только горение солнца над головой. Я лежу на сене в сладкой истоме. Что-то мешает мне. Я замечаю, как крепко сжата правая рука. Она почти онемела.

С трудом разжимаю пальцы. На ладони, раскрывшийся сам собой, вздрагивает медальон. Луч солнца попадает в его середину и загорается там блестящей звездой.

1812 ГОД В РИСУНКАХ