Борозда. Часть 1.
Шрифт:
На полянку, где мы все устроились, выбрался небольшой коренастый человечек. Лица под мятой шляпой было не видно.
– Мозно китайса у костёл погрецца?
– проговорил он, смешно выговаривая слова.
– Шибко замёлзла китайса...
Я чуть распутал пленку и, не вставая, подполз поближе к костру.
– Ты кто?
– ровно спросил я пришельца, когда он наконец устроился у углей на удобном ему отдалении - ни жарко, ни холодно.
– Моя от китайсев убезаль. Меня в яме сома съель, нету типель китайса. Типель длугой китайса пускай яма копай, - ответил беглый и добавил раздумчиво: - Китайсев многа...
– Понятно...
– заметил я одобрительно
Беглый не ел, наверно, с неделю - так он накинулся на пирожки. Конечно, в лесах у нас совсем уж не пропадешь, на зеленике одной можно неделю продержаться, но всё же это кислотная пища, и если у тебя началось несварение, то и ягода, понятно, не лезет. Можно ловить тряпкой лесных клопов и жарить их на углях, только это совсем уж последнее дело. К тому же китаец очевидно опасался сам разводить огонь.
– И давно ты за нами шпионишь?
– спросил я, когда он прожевал последний пирожок.
– С полудни китайса сзади за вам идёт...
– честно ответил пришелец.
– Понятно...
– снова заметил я.
– Бери себе плёнку, китаец.
– И я указал на гору вьюков, снятых с коня.
– Спать теперь будем. Как тебя звать-то вообще?
– Ю, - сообщил беглый, радостно скалясь.
– Мин Жень Ю. Плоста Ю звать, дластвуйти.
– Здравствуйте-здравствуйте, - покивал я в ответ и принялся снова заворачиваться в пленку.
В ночном небе висела мутная дымка, сквозь которую как бы нехотя пробивался лунный свет, как сквозь фонарь молочного стекла. Было довольно светло. Где-то на краю неба иногда слегка вспыхивало: то ли работали люди, то ли падали звезды.
– "Ю" по-китайски Иуда...
– вдруг тихонько протрещала Матильда, подобравшаяся мне к самому уху.
– И еще "выдающийся". Нарцисс-предатель, короче. Имей в виду...
– А... а ты тоже, что ли?..
– не сразу сообразил я.
– Ну... иероглифы? Как сомы?
– Сейчас все их учат, - бесцветным голосом сообщила куница.
– Даже кенгуру... Но у тех сокращенная программа: голова маленькая, мозгов мало.
– Понятно...
– уже в третий раз промямлил я.
– Всё, Матильда. Отбой. Спокойной ночи!
– Ха!
– фыркнула в ответ куница.
– У нас с Мурзиком сейчас самое это... ну, в общем.
– Ага, - заметил я неодобрительно.
– А потом он дрыхнет весь день, вместо того чтобы бдить...
– Я слежу за лесом, - важно заверила куница.
– Не бойся.
Утро выдалось промозглым и ветреным. Сначала, еще до завтрака, я устроил членам экспедиции, не заметившим вчера преследовавшего нас китайца, общий разнос за утрату бдительности, особенно указывая на кота, который в конце концов получил в наказание лишь половину своей положенной на утро порции. Краем глаза я заметил, что Матильда подсунула новому дружку что-то из своего рациона, но вмешиваться не стал. Роботы ворчали что-то про "за всем не углядишь" и про недостаточный заряд.
– Так кто должен следить за вашим зарядом?!
– тут же взорвался я.
– О чем вы раньше думали? Может, китайца к вам теперь подключить с динамой? Он вас живо подзарядит.
В общем, в путь мы выступили хмурые и не в духе. К тому же тропа заметно пошла в горку: мы приближались к гребню, за которым нас ожидала борозда.
И вот около одиннадцати мы достигли наконец самой высокой точки. За вторым гребнем, похоже, простирался такой же унылый лес, как и с нашей стороны, а внизу, в расселине, еще стоял туман,
Почти сразу я заметил, что исчезла куница. Кот теперь ехал не на коне, а на плече у китайца, шедшего следом за киборгами. Я тащился по их следу шагах в десяти позади. Замыкал шествие конь с нашими пожитками, не отрываясь изучавший придорожную растительность. "У нас на подлодке, - внезапно подумал я, - такую разведгруппу наверное распылили бы в полном составе".
Как всё же летит время! Еще, кажется, совсем недавно у каждого гражданина была при себе кнопка, чтобы разом выключить любого робота на полсотни шагов вокруг. А сейчас? Они ведь уже как люди - ну, в смысле автономности и, как бы это сказать... принятия решений. А я ведь застал роботов еще целиком из железа, с колесиками вместо ног... Или вот... тогда, например, можно было, если тебе вдруг совсем всё разонравилось, продать себя на органы. Типа как нынешняя десоциализация за забором.
А нынче? Теперь человек со своим ИСЗ вообще никому не нужен. Только и слышно - распыление да распыление. А куницы говорящие? Сомы-лингвисты. И главное: кто-то ведь за этим стоит, кто-то большой, могучий, таинственный. Вот ведь и Каме кто-то дает указания. Кто?
Местность всё понижалась, до дна расселины оставалось с полсотни шагов. Туман сперва поднялся кверху, а потом и вовсе истаял. Перевалило за полдень.
Согласно плану по дну ложбины нам следовало двигаться на восток. Но сперва я приказал сделать короткий привал. Киборгов заметно шатало - видно, заряд и вправду был на исходе.
Мы с китайцем слегка закусили, коту, внезапно утратившему свою новую спутницу, я сунул побольше утятины, а затем все мы снова поднялись и двинулись гуськом к востоку, в сторону теплого марева, висящего над ущельем от солнца, едва пробивающегося сквозь плотную дымку.
15. Борозда
Ландшафт тем временем менялся с каждым шагом: растительность почти исчезла, по дну расселины потянулись гнилые, закисшие лужи. Ни ветерка, ни шороха. Низкие серые тучи да оплавившаяся на скатах скальная порода отражаются в мертвой, дурной воде. Вверху по склонам снова робко пробивается зелень: сперва мхи, а дальше, повыше, уже редкие былинки, травка, затем, еще выше, кустарник, подлесок – пока наконец на гребнях с обеих сторон всё не делается привычным: ёлки, покосившиеся в сторону от склона, слабенькие осины и березки, как будто долго болевшие и едва пошедшие на поправку, колючий кустарник и даже, как кажется, цветочки: мелкие, робкие, тоже как будто болевшие. Или не цветочки: не видно отсюда толком, чт'o там, на гребне.
Мы шли еще около часа, пока наконец дорогу впереди не перегородила пологая, осыпающаяся острыми камнями гора. Борозда кончилась. Точнее, в теле горы по створу расселины теперь зияла перед нами круглая темная дыра с гладкими оплавленными краями - в общем, туннель, только простреленный, похоже, в горе одним махом каким-то немыслимым гигантским оружием.
Мы остановились у входа.
– Какие будут соображения?
– спросил я у общества деланой бодростью.
Трехпалые тупо молчали, переминаясь на месте. Я чувствовал, как во мне закипает раздражение - на киборгов, на Каму и даже на уток, которыми здесь и не пахло. Тишина стояла полная: за всё время пути в борозде я не видел в небе ни одной птицы.