Босиком по горячим углям
Шрифт:
Надвинув на брови старую велюровую шляпу, Таштемир вышел на улицу и, подняв руку, остановил «Москвич», водитель которого занимался частным извозом.
— На автовокзал, — сказал он, садясь на переднее сиденье.
— Пять, — объявил водитель и поднял вверх ладонь. — Хоп?
— Забито.
Они проехали два квартала.
— Останови здесь, — попросил Таштемир. — И подожди немного. Я быстро вернусь.
Он снял шляпу и оставил ее на сиденье.
— Хоп, — согласился водитель. — Жду.
Таштемир миновал проходной двор, проскользнул по маленькому переулку и оказался прямо на стоянке дальних
Тем же путем Таштемир быстро вернулся к машине, сел, надел шляпу и попросил:
— Подкати до вокзальной площади. Там должен подойти один товарищ.
На площади они стояли минут пять, и все это время Таштемир нарочито часто поглядывал на часы.
Вдруг откуда-то издалека послышался и стал быстро приближаться вой милицейской сирены. Вскоре из-за угла выскочили желтые «Жигули» с синей полосой на борту. Машина остановилась возле автовокзала. Таштемир усмехнулся: значит, кто-то уже позвонил в отделение, что на станции замечен подозрительный тип.
Материальная стимуляция — огромная сила!
— Поехали, — сказал он спокойно и показал водителю направление. — По Алайской до Бештерекской. Друг уже не придет.
Когда они сворачивали с площади в переулок, к вокзалу подскочила еще одна желто-голубая машина.
Выскочившие из нее двое мужчин в штатском бросились к зданию автостанции.
«Лихо», — подумал Таштемир. С момента, как он сел в машину, прошло от силы десять минут.
На Бештерекской — тихой тенистой улице — Таштемир расплатился и вышел. Отсюда было недалеко до дома младшего брата отца, дяди Низама. Но для безопасности предварительно стоило выяснить, нет ли за домом слежки. Ставить под удар родственников он не имел права.
Койдала явно не благоволила к Таштемиру. Он прошел всего лишь квартал, как навстречу ему из калитки вышел старшина Джурабаев, бывший сослуживец.
— Иргашев! — воскликнул Джурабаев, и в его голосе прозвучало не удивление, а радость. — Вот уж не ожидал тебя встретить!
От неожиданности Таштемир остановился и машинально протянул руку, чтобы поздороваться. Но Джурабаев отшатнулся, мгновенно выхватил пистолет и направил его на старого приятеля.
— Руки, Иргашев! Ты арестован!
— Как это понять? — Таштемир лихорадочно соображал, как выйти из этой ситуации. — С ума ты сошел, что ли?
— Пошли в управление, там тебе все объяснят. Есть приказ министра о твоем разжаловании и аресте. Ты — изменник!
Пытаться говорить с Джурабаевым смысла не имело. Старшина всегда был тупым и старательным исполнителем приказов.
— Подними руки, — приказал Джурабаев и угрожающе шевельнул пистолетом.
— Учти, о твоих подвигах я наслышан. Чуть что — буду стрелять.
— Так и поведешь меня с поднятыми руками? Не позорь перед земляками!
— Так и поведу!
Старшина все более распалялся, и глаза его наливались кровью. Для убедительности он ткнул в грудь Таштемира стволом пистолета. В тот же момент капитан резким ударом отбил руку Джурабаева влево и перехватил ее выше локтя. Грянул выстрел, и острой болью ожгло левое плечо. Не обращая на нее внимания, Таштемир выбросил вперед правую ногу и нанес сильный удар в промежность. Старшина
Как ни странно, но выстрел никого не встревожил.
Во всяком случае, ни один любопытный на улицу не выглянул.
Быстрым шагом Таштемир дошел до ближайшего переулка, свернул в него, потом вышел на параллельную улицу и вновь сменил направление, стараясь запутать возможных преследователей. Боль в плече с каждым шагом усиливалась, рукав ветровки стад мокрым от крови. Помощь врача пли хотя бы медсестры ему сейчас не помешала бы.
Дойдя до десятиэтажного панельного дома, Таштемир вошел в подъезд и стал медленно подниматься по лестнице. Его начало подташнивать, кружилась голова.
На третьем этаже он увидел на стандартной деревянной двери обрадовавшую его табличку — «Т. М. Тузова, врач».
Нажав на звонок, он оперся рукой о стену, чтобы не упасть.
В прихожей послышались шаги, потом щелкнул запор, и дверь открылась. На пороге стояла женщина в пестром халате, с высокой прической, забранной белой косынкой.
— Кто вы? — спросила она, но, должно быть, заметив его белое как мел лицо, задала второй вопрос — Что с вами?
— Сильно порезал руку… Вы мне поможете?
— Заходите, — кивнула она и посторонилась.
Они прошли в ванную комнату, и женщина принялась за дело.
— Э-э, товарищ… — протянула она, осмотрев рану. — Вы, кажется, говорили о порезе? Чем он, интересно, сделав — пистолетом или обрезом?
Таштемир жалко улыбнулся.
— Вы разбираетесь в ранах…
— Я, товарищ порезавшийся, хирург. Работаю в «Скорой помощи».
— Значит, кое-что видели.
— И не такое, поверьте уж.
— Что, плохо? — спросил он упавшим голосом.
— Для такого, как вы, эта рана — царапина. Только вот крови в вас явно излишек. Вы никогда не были донором?
— Нет…
Она действовала споро и решительно. Обработала рану йодом, наложила тугую повязку и стала мыть руки.
— Я пойду? — спросил Таштемир неуверенно. — Не знаю, как вас и благодарить, кого благодарить… На табличке фамилия, а вот…
— Нет уж, подождите. Придите сначала в себя. И кровь на куртке надо застирать… А зовут меня Тамара Михайловна.
Они прошли в комнату, обставленную скромно, но чистенькую и аккуратную, как сама хозяйка.
— Кто вы такой? — Тамара Михайловна внимательно посмотрела ему в глаза.
— Вас это очень интересует? — в свою очередь спросил он и вымученно улыбнулся.
— Обо всех случаях огнестрельных ранений медики обязаны сообщать в милицию. Как раз вчера и по радио, и по телевидению было повторено такое предупреждение.
— Если честно, оно касается именно меня. Я в розыске. Коли есть желание сообщить, то спешите. Только ради интереса поначалу скажите, что по поводу раны в живот к вам обратился боскинчи Кийшик Нурулла. И вы увидите — от вас отмахнутся, как от назойливой мухи. Но если вы скажете, что к вам зашел капитан милиции Иргашев с царапиной на пальце, — через пять минут тут будет пять патрульных машин.