Босиком по стразам
Шрифт:
Семьдесят минус тринадцать, получается, что старшему наследнику из числа незаконнорожденных детей сейчас было пятьдесят семь лет. Да, он вполне мог стать за эти годы и отцом, и дедом. И все другие тоже. Это давало невероятное число претендентов на деньги сеньора Альмы из числа его незаконнорожденных отпрысков.
– Не может быть, чтобы старик не оставил никакого завещания на случай своей смерти, – тоскливо произнесла Леся, представляя себе размер предстоящей полиции работы. – Раз законных прямых наследников нет, зато имеются два десятка сыновей… Минутку… Неужели у старика Альмы рождались только
– Почему же? – удивилась Джоан. – Девочки тоже случались. Но девочки по законам рода Альма не могли претендовать на право наследования.
– Это же несправедливо!
– Таков был весь их род, – тоскливо произнесла Джоан. – О справедливости они и не слышали. У них в роду была лишь одна справедливость: торжество их фамилии, процветание рода и слава предков. Ради этого они все готовы были жизнь положить. А рождающиеся у сеньора Альмы девочки… Что же, каждой он дал какое-то приданое, выдал замуж. Его отцовская ответственность на этом и заканчивалась. Дочери уходят в семью мужа, таков закон семьи Альма. Уже то, что их вообще оставляли в живых, говорило о добром сердце их отцов. Ведь практически девочка была бесполезна в их глазах. От нее ничего не зависело, она могла лишь покоряться воле отца, а потом и мужа.
Подруги молчали, чувствуя, как их сердца затапливает самое настоящее праведное негодование. Какие же мерзавцы водились в роду старого Альмы! Неудивительно, что старика прирезали.
– И я не удивлюсь, если окажется, что прирезала его родная дочь или любовница, – вмешался в разговор Мигель, который, оказывается, не слушал радио. – Судя по всему, старый хрыч относился к окружающим его женщинам просто отвратительно. Старая Розалия тому живой пример.
– Ты что-то узнал?
– Ничего, кроме того, что уже известно и вам. Но преданная старому козлу служанка никогда бы не ушла из дома, ставшего ей родным, если бы ей в том доме не нанесли жестокое оскорбление.
– Но какое именно?
Мигель пожал плечами и снова вернулся к своему радио. Он пытался поймать какую-то радиостанцию, ему это не удавалось, он чертыхался, но своей затеи не оставлял.
А подруги смогли вернуться к теме, которая волновала их больше всего.
– Так и кто же является законным наследником старика Альмы? Кому достанутся все его деньги, дома, плантации и что там у него было еще?
Джоан пустилась в объяснения. По ее словам, добра у старого сеньора было немало. Он владел половиной земли в Перу, имелись у него также фирмы и фабрики в самой Лиме. Про магазины, рестораны, медицинские клиники и прочее даже и говорить не приходилось. Но вот кому достанутся эти богатства, сказать было трудно.
– Так или иначе, но на каждого своего ребенка, мальчика, разумеется, по достижении им совершеннолетия сеньор Альма записывал какое-то имущество. Если сын хорошо справлялся с управлением доверенным ему имуществом, то отец мог презентовать ему еще какую-нибудь фабрику или магазин. Но все доходы сын должен был возвращать своему отцу. Сам он получал заработную плату, зачастую совсем не высокую. Не выше, чем получал бы на аналогичной должности в другом месте.
– И был тогда смысл корячиться на папочку?
– Не забывайте, главным для Альма были сыновья преданность и почтительность. Эти
– Но мы живем в современном мире. Как можно отнять у человека то, что на нем уже записано?
– Как? Через завещание, разумеется. Сын, посмевший запустить руку в запасы своего отца, обмануть его, обсчитав хоть на копейку, должен быть предан смерти.
Ого! В словах Джоан прозвучала такая угрюмая торжественность, что подруги невольно ощутили, как по спине у них пробежали холодные мурашки. Этот сеньор Альма был не только мерзким старым греховодником, он был очень опасным и жестоким человеком, если был способен приговаривать собственных детей к смерти за обман и вполне невинное желание жить лучше.
Впрочем, речь ведь шла только о сыновьях, к дочерям сеньор Альма, можно сказать, был даже добр. Во всяком случае, он их не убивал, хотя и за людей, похоже, тоже не считал. Подруги попыхтели немного о нравах старого мерзавца, да и успокоились. Тем более что они уже подъезжали к нужному им месту, о чем свидетельствовал запах тухлой рыбы и прочих отходов, льющийся в открытые окна машины.
Глава 9
Мигель вышел из машины первым. Обозрел окрестности, потянул носом смердящий разлагающимися отходами воздух и ткнул пальцем в разваливающуюся лачугу, осевшую на один бок:
– Вот в этом доме и жили те ребята.
– Ты уверен?
– Не был бы уверен, не говорил. Ехал, как мне было сказано. Это точно тот самый дом.
– А мой Костя? – немедленно встряла Джоан. – Где он? Эксперты единогласно утверждают, что он тоже был тут.
– Сейчас спросим у соседей, – отозвался Мигель, краем глаза поглядывая по сторонам.
Между тем у подруг закралось сомнение.
– Полицейские уже тут были, но ничего не узнали.
– Только то, что Костя был в этой лачуге.
– С парнем хотя бы хорошо обращались?
Джоан помялась, но все же ответила:
– Полицейские меня уверяли, что крови или других следов насилия ими в доме обнаружено не было.
Мигель кивнул:
– Уже хорошо. А что касается свидетелей, то мы их сейчас найдем.
– Но полицейские… им ничего не удалось узнать.
– То полицейские, а то вы – несчастная мать, ищущая своего ребенка. Не надо забывать, в таких местах живут очень простые и впечатлительные люди. Если вы сейчас перед ними поплачете, а лучше, так и вовсе повоете, вырвите себе клок волос и немножко поваляетесь в пыли, то это будет вам только в плюс.
– Поваляюсь? Повою? А… А это обязательно?
Валяться на грязной земле и выть на глазах местного населения Джоан явно не хотелось. Она была готова ради своего Кости на многое, но где гарантия, что ее выступление пройдет на бис?
– Жизнь у здешних обитателей скучная, – принялся втолковывать ей Мигель. – Уверен, они будут рады любому спектаклю. А уж поучаствовать в нем почтут за честь. С полицейскими они идти на контакт побаивались. Но вы… вы другое дело. Так что плачьте как можно более горько. Вас должно быть жалко, понимаете вы?