Босиком за ветром
Шрифт:
5 -Фронт флип– сальто вперед.
2 глава. Никудышный кроль и Маугли
Первое лето в Старолисовской.
Девять лет назад. Июнь.
Крис покрутил ручку и добавил громкость. Популярная этим летом песня заполнила салон и ударила по ушам. Резко, больно и неприятно.
Григорий Николаевич выключил радио и смерил его недовольным взглядом.
– Давай без
Крис не ответил, отвернулся к окну и уставился на пробегающие мимо тополя. Как удобно. Когда им нужно, он ещё маленький и не должен лезть во взрослые дела! А теперь не маленький и, значит, обязан понять? Что понять? Что на старости лет у родителей крыша поехала? Какой-то бред. Нормально же всё было!
Картинка за стеклом расплылась туманными кляксами, Крис поспешно заморгал, пряча подступившие слёзы. Не хватало ещё нарваться на беседу в духе: ты же мужчина, мужчины не плачут.
Григорий Николаевич снова включил радио, поставив громкость на минимум, сказал чуть мягче.
– Так бывает. Мы с твоей мамой больше друг друга не любим. Но это не значит, что мы перестали быть вашими родителями. Ничего не изменилось.
Крис едва не вспылил. Не изменилось? Изменилось всё! Он с трудом удержался от крика, нарочно сказал медленно и размеренно:
– А почему тогда Вика и Дарина с мамой, а меня ты везёшь в какую-то глушь?
– Это мы тоже уже обсуждали.
Крис фыркнул и снова насупился.
– Я хочу остаться в Краснодаре.
– У бабушки Веры и так места нет. Куда тебя ещё в однокомнатную квартиру? Побудешь у бабы Любы недели две, может, три, а потом я тебя заберу. Считай, повезло, что покупатель нашёлся так быстро. Ещё и торговаться не стал.
– Повезло? Это ты называешь «повезло»?
– Ты опять? Всё, хватит. Случилось как случилось. На первое время я найду съёмную квартиру, и ты выберешь, с кем остаться. Дарина и Вика точно предпочтут маму. А ты думай. В Старолисовской у тебя будет полно времени на раздумья, там интернета нет, и связь плохо ловит. Бабе Любе поможешь. Вдруг свежий воздух и игры с местными ребятами подействуют лучше бесполезной акробатики.
Крис тут же вспыхнул. Отец постоянно позорил его за лишний вес и мягкие бока. Крис бесился, можно подумать, он не видел своего отражения. А папа, посмеиваясь, называл его снеговиком и щипал за рыхлый живот, видимо, думал, что от этого тот мгновенно сдуется. На деле же Крис просто злился ещё сильнее и начинал ненавидеть отца. Акробатика действительно пока не помогала, среди ловких и гибких ребят он ощущал себя ещё более неуклюжим, но упорно посещал занятия. Нет, в похудение от нагрузок он не верил, туда же ходил его единственный друг, Вадим.
Бабу Любу Крис не помнил. Видел её всего один раз в четыре года, когда мама попала в больницу перед родами. Остались смутные и неприятные воспоминания, как после фильма с плохой концовкой. То ли она его наказывала ремнём, то ли заставляла есть болгарский перец и спать в тихий час. А может, и то и другое. Когда мама вернулась из роддома с Даринкой, баба Люба уехала, и больше он её не видел. Папа пару раз в год ездил в Старолисовскую, даже уговаривал
Крис никогда не был в деревне. Раньше много болел, и мама не отпускала его от себя больше чем на пару ней, а уж о том, чтобы сдать на все лето и речи не шло. Как же он без морской воды для промывания носа, капель от аллергии и капсул рыбьего жира? Помрёт в первый же день.
Дарина и Вика родились с разницей два года. Поначалу Антонина Александровна планировала выйти на работу, но после рождения младшей дочери решила, что роль домохозяйки её вполне устраивает. Своих детей она никому не доверяла, лечила с большим старанием и даже удовольствием. Правда, с каждым ребенком усердие истончалось, Вике выпало почти обычное детство. Крису же, как первому ребенку, досталась утомительная обездвиживающая опека и полный сундук запретов.
Впервые он оказался так далеко от мамы. И хотелось бы радоваться свободе, о которой он мечтал, но причина не вызывала восторга. Разводом сейчас никого не удивишь, в классе Криса мало у кого были полные семьи, но он не ожидал, что и в его семье все случится так неоригинально. Сначала родители перестали целоваться и обниматься, зато завели себе другую привычку: подолгу молчать и завтракать отдельно. Потом они развелись, но не разъехались. Несколько месяцев такое сожительство создавало иллюзию нормальной семьи. Крис верил, что всё наладится. Живут же вместе. Никто никуда не уходит. Бабушка Вера называла это «сложным периодом» и осуждающе покачивала головой. Не было ни скандалов, ни ссор. Это, пожалуй, больше всего и пугало. Трагедия должна как-то обозначаться, а тут тишина. Не взрыв, а смерть от удушья.
С продажей квартиры рухнула последняя надежда. Всё уже не будет как раньше. Никогда. В его спальне будет жить какой-нибудь придурок, за их обеденным столом будет собираться придурошная семья и пить свой придурошный чай. Он не знал покупателей, но ненавидел их всей душой, будто это они виноваты в том, что его прежний мир развалился на острые осколки. С сёстрами он частенько не ладил, но никогда не представлял, что они будут жить отдельно, и уже сейчас скучал по ним, по маме и по прежней скучно-привычной жизни.
На мост, ведущий к деревне, въехали вместе с сумерками. По обеим сторонам от него тускло светились шарообразные фонари, дорога петляла и убегала вперед, пряталась за деревьями. Разнокалиберные домики тонули в пышной зелени. Старолисовская напоминала лес, да она и была лесом, только немного окультуренным. Вскоре асфальтовая дорога сменилась грунтовкой, а дома стали попадаться реже, они боязливо выглядывали из-за деревьев, пристально всматривались в чужаков кособокими окнами с деревянными наличниками. Хатки и домики словно выплыли из прошлого вместе со скамейками и кудрявыми липами. Словно воссозданная тематическая деревня, какие порой ставят на День города, но там всё было яркое, броское, как витрина в детском магазине, а здесь всё настоящее, жилое, местами сильно потрепанное и потрескавшееся от времени и непогоды.