Босиком за ветром
Шрифт:
– Мой отец брал деньгами. Вот так банально. А твоя мама не потребует мою печень или глаз Кирилла? Тот, который чёрный?
– Возможно. Но готовь и почку.
Кирилл усмехнулся, уложил на заднее сиденье рюкзак с термосом и бутербродами.
– Если что, глаз я не отдам.
Выехали рано и к обеду уже были в Абинске. Лука очень хотел поехать с ними, но побоялся оставлять маму одну. Переживал и за Дашку. Славка пообещала, что передаст от него большой горячий привет, а из Старолисовской привезёт всяких домашних вкусняшек и его любимое
Впервые с начала декабря ударил мороз, точнее, морозец. Заледенил грязь, прикрыл всё ещё зелёную траву белёсой колкой манкой. Поворот в Старолисовскую Кирилл не пропустил, хотя он появился в проплешине между деревьями неожиданно, как вспышка. Заехав на мост, он обернулся к Славке.
– Хоть бы знак поставили.
– Знак есть, вон, – указала Славка. – Странно, что ты поворот увидел. Обычно неместные мимо едут. Это всё твой чёрный глаз, не иначе.
– Я за него теперь ещё больше боюсь, – Кирилл картинно закрыл пол-лица ладонью и изобразил испуг.
По деревне ехали медленно, Малика, прилипнув к окну, разглядывала дома и деревья, выворачивала шею, провожая взглядом старолисовцев. Чуть ли не в каждом дворе сгребали листья и палили костры. По улицам полз горьковатый дымный туман. Удивительно обильно цвели палисадники, опушённые мелкими астрами всех оттенков.
– Такое ощущение, что тут ещё осень, смотри, засахаренные в инее пушистые одуванчики, а трава вообще зелёная. А цветов сколько!
Кирилл притормозил на площади, Малика выбежала, забросила в колодец желаний горсть монет и сразу же вернулась обратно.
Славка усмехнулась.
– Быстро ты.
– Так я ещё дома всё придумала и за Эдьку, и за себя.
Проехали ещё несколько улиц и вырулили на подмороженную грунтовку с застывшими грязевыми кратерами. Слева вдаль уходили ряды виноградников, на голых кустах то тут то там висели гроздья фиолетового, почти чёрного винограда. Справа монолитной громадой, похожей на восставшее цунами, темнел мрачный лес, частично голый, частично жёлтый, но большей частью изумрудно-пушистый, благодаря мху и хвойным деревьям. Пахло особенно остро: дымом, сырой землёй и терпкой древесной смолой.
Малика отцепила взгляд от почерневших неубранных стеблей подсолнухов.
– Ты маме сказала, что мы приедем?
– Да, позавчера звонила тёте Луки. Она местный почтальон. Должна была сегодня предупредить, – Славка взволнованно сжала коленями сложенные ладони, – ей очень хотелось, чтобы Малика понравилась маме, а мама Малике. Зофья обожала необычных людей, ярких, неординарных, неудобных и вывернутых талантами наружу. Она как-то сказала, что за талант готова человеку простить всё что угодно, даже убийство, если того требует искусство. Славка тогда была маленькая, но почему-то эту страшную фразу запомнила, будто мама призналась, что закопала парочку невежд, не оценивших должным образом акварели или сонеты.
Кирилл объехал очередную чуть заиндевевшую грязевую яму и бросил взгляд на
– Как ты в школу добиралась? У вас же есть школа?
– Есть. Когда сильно развозило дорогу, я дома сидела, а так обычно в сапогах. Тут у всех есть резиновые сапоги – основное средство передвижения. А ещё на лодке, если идти через лес по мерцающим тропкам, то ближе и не грязно.
– А чёрная кошка у вас есть?
– Индюк есть, кстати, чёрный.
– Ну, конечно! Какая кошка, если можно завести индюка? Его же потом съесть можно.
– Кошку тоже можно съесть.
Малика на секунду застыла, а потом рассмеялась.
– Эдька, поворачивай обратно. Что-то мне уже не хочется в логово ведьмы.
Зофья встречала их у дуба, накинув на плечи яркий шерстяной платок. Славка выбралась из машины, не дожидаясь её полной остановки, и бросилась к маме. Стиснув в объятиях, уткнулась носом в холодные гладкие волосы и затихла.
Зофья погладила её по спине и поцеловала в висок.
– Нэпавин моя приехала, – она отстранилась и оглядела гостей, – проходите.
Ведьма усадила их за стол в маленькой кухоньке и, перебрав баночки на полке, поставила чайник на плиту. Напоила чаем с крыжовенным вареньем и только тогда завела беседу. Говорила мало, больше слушала и рассматривала диковинных гостей. Славка ёрзала на табуретке, то и дело убегала в свою комнату, приносила оттуда пыльных пластилиновых монстров. Зофья переводила взгляд с Малики на Кирилла, точнее, перекладывала, настолько тяжёлым он казался всем, кроме Славки, смотревшей так же.
– Ты сама знакома с картами, зачем тебе моё гадание? А у тебя глаз колдовской, он видит глубже и другое.
Малика толкнула мужа плечом.
– Я же говорила, что у тебя жабий глаз. Чем нам расплатиться?
– Дни у вас не возьму, – она задумалась лишь на мгновение, – отдай своё умение читать карты.
Малика растерялась, явно не ожидала такой цены.
– А может, оно мне нужно.
– Оно тебе не нужно, – уверенно отрезала Зофья.
– Я могу подумать?
– Нет.
Кирилл сжал ладонь Малики.
– Может, лучше я заплачу?
Зофья снова переложила взгляд. Оглядела Кирилла въедливо и тщательно, опять повернулась к Малике.
– Нет. У тебя нет того, что мне нужно. Глаз, к сожалению, не вынуть.
Славка засмеялась.
– Мам, не пугай их.
– А ты сходи, погуляй, – сказала Зофья.
Славка ожидала этих слов, поэтому не сопротивлялась. Накинув пальто, вышла во двор. Горшки с геранью переехали на веранду, их место заняли лиловые и розовато-сиреневые октябринки, яркие и сочные, несмотря на первые заморозки. Дуб усыпал траву и качели багряными листьями, бесстрашно встречал холода, рассадив на голых ветках ворон. Славка прошлась по заиндевевшей лужайке и подозвала индюка. Он распушился, раздулся от удовольствия и заклекотал. Насыпав ему гороха у дощатой стены, Славка толкнула приоткрытую дверцу сарая.