Босоногая принцесса
Шрифт:
– Милорд, у меня нет девичьего сердца, которое можно разбить. – Она бросила критический взгляд на его распростертое тело. – А если бы было, такой человек, как вы, вряд ли смутил бы мой покой. Скучающий, праздный, без чести и совести…
– Судя по вашему презрительному выражению, вы действительно никогда не были дебютанткой. – Его в жизни еще так не оскорбляли. А эта девица… Кто она такая, что посмела посадить его в темницу и унижать достоинство маркиза Нортклифа?
Без ключа, чтобы снять кандалы, или какого-либо оружия, чтобы силой пробить себе дорогу на свободу, он ничего не сможет сделать, поэтому он
Он устроился поудобнее на койке, сознательно создавая впечатление ленивого умиротворения, потому что ему нравилось видеть на лице мисс Честность-и-Справедливость это кислое выражение, словно она проглотила лимон.
– Кто вы такая? Откуда вы?
– Я мисс Эми Розабел, и я… – Она запнулась, а потом добавила с улыбкой: – И я не отсюда.
– Да, вы из Бомонтани, так вроде сказала мисс Викторина.
Он с удовольствием отметил, что в глазах Эми мелькнул страх.
– Это она вам сказала?
– А откуда еще я бы мог это знать? – Она, наверное, чувствует себя виноватой, что солгала мисс Викторине о своем происхождении. А может быть, в ужасе оттого, что он узнал о ней правду. – В вашей речи чувствуется легкий акцент, но я не могу понять какой.
– Что еще она вам рассказала? – Эми перегнулась через стол. – Что еще?
– Больше ничего. А что?
– Ничего. – Эми снова откинулась назад. – Просто я подумала…
– Вы подумали, что она рассказала мне все ваши секреты. – Эта мысль доставила ему огромное удовольствие, а еще большую радость он испытал, когда она выдала себя тем, что чуть покачала головой. – Возможно… не все секреты, а самый главный.
– Уверяю вас, что, если у меня и есть секрет, вы от этого ничего не выиграете.
– Разумеется. Во всяком случае, пока я в цепях. Но у меня есть возможность поразмышлять над загадкой. Дайте подумать. Что я знаю о стране с названием Бомонтань? – Он покопался в памяти, пытаясь извлечь хотя бы крохи информации о стране, которую он в свое время считал неважной. – Лет десять назад там произошел переворот. Король был убит, а вдовствующая королева, его мать, настолько стара, что ходили слухи, что есть некто, кто на деле правит страной. Какой-то узурпатор.
Эми внимательно слушала, сложив руки на животе.
– Далее. У короля были дети, но они таинственно исчезли во время переворота и считаются погибшими. Так что не осталось никого, кто унаследовал бы трон. – Джермин немного подумал. – И я полагаю, что вы, возможно… – Он заметил, как она напряглась, – …беженка.
– Может быть. А может быть, я прекрасная актриса, употребившая свой талант на то, чтобы сочинить свое прошлое, которого на самом деле не было.
– Нет, вы не актриса. Если бы вы ею были, я устранил бы все препятствия для того, чтобы сделать вас своей любовницей.
– Ну и свинья же вы. – Ее губы, хотя и сложились в насмешливую улыбку, были весьма соблазнительны.
– И я запомнил бы вас, если бы вы были одной из моих любовниц.
Но на самом деле весь облик Эми, все, что она говорила, привлекало его, как песня сирены.
Ему не нравилось, что его тянет к ней, но он был прагматиком. Если уж его здесь заперли, лучше иметь
– Хотя вы не совсем в моем вкусе. Я предпочел бы покладистую женщину, посвятившую свою жизнь тому, чтобы доставлять мне радость. У вас необыкновенные зеленые глаза. Боюсь, что я не устоял бы перед тем, чтобы овладеть вами.
Эти зеленые глаза опасно сузились.
– Этот цвет и этот экзотический разрез глаз, – продолжал он, – они похожи на кошачьи.
Она сжала кулаки.
– Вы всегда так прямолинейно перечисляете достоинства женщины ей в лицо?
– Никогда. Но я скучающий, праздный человек без чести и совести. Припоминаете?
Когда он повторил ей ее собственные слова, глаза Эми вспыхнули, и он подумал, что у Лукреции Борджиа был именно такой цвет глаз. Цвет яда.
Это было, конечно, незначительным возмездием за унизительное положение узника, но Джермин веселился от души.
– Полагаю, что ваши волосы, если вы их распустите, великолепны.
Как он и ожидал, она подняла руки и схватилась за уложенный на затылке пучок. Это простое движение, кроме того, что подчеркнуло ее фигуру, выдало также и ее тщеславие, но, что еще важнее, женский инстинкт, который она не сумела подавить.
Он безжалостно воспользовался предоставившейся возможностью рассмотреть ее прелести. Он уже восхищался ее прямой спиной, а теперь увидел небольшую высокую грудь и тонкую талию.
– У вас прекрасная фигура. Хотя платье не совсем то, что надо.
Это платье могло бы быть таким же, как у его бабушки, – с пышной присборенной юбкой и прилегающим к талии и груди лифом. Вырез был скромным и выглядел еще скромнее оттого, что был полностью задрапирован косынкой. Он даже поймал себя на том, что дал волю своей фантазии, представив себе, как он снимает косынку и запускает руку под лиф… Она таки была привлекательной, а ему действительно было скучно.
Эми неожиданно догадалась, что он рассматривает ее, и опустила руки.
– В каком из ваших сценариев вы не унизите меня разглядыванием моей фигуры или одежды?
– Обещаю, что буду высказывать свое мнение до тех пор, пока я остаюсь здесь. – Он холодно улыбнулся. – Это самое малое, чем я могу отблагодарить вас за ваше гостеприимство.
Джермин видел, что ей не понравилось, что он смеет платить ей той же монетой и намерен говорить все, что ему вздумается.
Одно утро, проведенное в заточении, без солнечного света и в кандалах, заставило его по-новому взглянуть на судьбу заключенных в Ньюгейте. А мысль о том, что ему придется провести весь день, вечер, а может, и неделю в этом полутемном погребе в одиночестве, привела его к тому, что он был готов ногтями прорыть подкоп под стеной или разбушеваться так, что разобьет в щепки всю мебель. Однако попытка подкопа лишь доставит этой несчастной Эми удовольствие, а он уже сорвался один раз. В результате он ощутил страшную боль от врезавшихся в щиколотки кандалов, когда падал. При ближайшем рассмотрении эти кандалы хотя и были очень старыми, но казались достаточно крепкими, так что вряд ли удастся от них избавиться. К тому же он не станет еще раз подвергать такому жестокому испытанию свою больную ногу.