Босс не терпит отказов
Шрифт:
— Тебе не обязательно сегодня терять девственность, — посмеивается и подтягивается, а его член покачивается и дразнит.
— А когда?
Рывком поддается в мою сторону, сгребает в объятия и валится на кровать, увлекая за собой.
— Виктор, — недовольно фыркаю, — у меня складывается такое ощущение, что я тебя уговариваю.
— И это мило, но уговаривают иначе. Я не услышал, — он косит на меня хитрые глаза и пародирует женский голос, — “пожалуйста, возьми меня! Умоляю, сжалься!”
— Не буду я так говорить, — напрягаюсь в его крепких объятиях и пытаюсь его оттолкнуть. — Не хочешь,
— Я хочу.
— Тогда в чем дело?! — рявкаю я на него.
— Ммм, даже не знаю, — он улыбается и скользит взглядом по лицу к губам, — может быть, в том, что после того, как я раздвину твои прелестные ножки, поцелую и медленно войду…
Я задерживаю дыхание и прикусываю внутреннюю сторону щек, а от хриплого шепота Виктора мне жарко и сладко.
— Нет, рановато, — выдыхает он мне в рот. — После твоих губ, я поцелую тебя в шейку, ключицы и плечики.
Тихий стон, и я закрываю глаза.
— После я спущусь к твоей груди, — слова Виктора обжигают и путают мысли, — к милым сосочкам…
— Возьми меня, — в отчаянии и темном безумии шепчу я, запрокинув голову. — Возьми… Я больше не могу…
Откидывает края полотенца, в который я укутана. Губы касаются моей шеи и бегут к ключице. Горячий кончик языка спускается к яремной ямке под мой стон, и Виктор переворачивает меня на спину. Поцелуи ниже и ниже, и губы обхватывают правый сосок.
Выгибаюсь в пояснице под волной легкой и тягучей судороги и стискиваю в пальцах полотенце. Это пытка, от которой в глазах темнеет. Я готова умолять. Тело требует Виктора, взвывает к нему и плавится. Накрывает мой бесстыдно стонущий рот губами, разводит коленом ноги.
Нетерпеливо впиваюсь ноготками в его спину, когда теплая головка касается ноющих и набухших складок. Виктор новь глубоко целует и уверенным толчком входит. Я почти не чувствую боли, она блекло вспыхивает под густым желанием и потухает.
Виктор замирает, оценивая ситуацию и мою реакцию, я поддаюсь к нему бедрами, требуя продолжения. Жадно целует, и я громко и томно вскрикиваю от решительного толчка, что заполняет меня до краев.
— Посмотри на меня.
Его взгляд проникает в мысли и душу, околдовывает и пленяет. Виктор нежен и не торопится. Его каждое движение проникает до основания и топит меня в стонах. Между ног тянет, но удовольствием и жаром. Он так глубоко, что кажется выдавливает мои остальные органы и стремится к сердцу и желудку. Под нетерпеливое мычание ускоряется и ужестоячает толчки, и мои руки спускаются к напряженным ягодицам и ногтями впиваются в кожу, требуя оставить нежности.
Меня охватывают судороги тягучего наслаждения, но я не закрываю глаза. Несдержанным рывком вжимается в бедра, вторя моим стонам, и чувствую мягкие спазмы, что растекаются во мне теплом. Его язык вновь моем рту, и я обмякаю на полотенце в медовой неге.
— Моя девочка, — прерывисто дышит в шею и валится рядом на спину. — Думаю, я неплохо справился.
Закусываю губы, сдерживая улыбку, и прикладываю ко лбу тыльную сторону ладони. Как странно. Я ждала сильной боли, приступа стыда и слез, но вместо этого получила приятную слабость и легкую сонливость.
— Я хочу, чтобы ты для меня станцевала, — Виктор находит мою вторую ладонь и мягко
Глава 20. Валентинки
Сижу укутанная простынь за высоким столом-стойкой и наблюдаю, как Виктор режет овощи на салат. Пять минут назад он замариновал кусок мяса, и я получила зрительный оргазм. Мужские сильные руки, которые умеют готовить на фоне крепкого и напряженного пресса, возбуждают и завораживают.
Протягивает кусочек огурчика, и я поддаюсь в его сторону. Подхватываю губами угощение, и Виктор пальцем шутливо поддевает кончик моего носа. Я все прекрасно понимаю. Я для него игрушка, но я могу хотя бы немного насладиться моментом и забыть о том, что я согласилась быть его шлюхой? Могу же?
Рвет салат, руколу и кидает зелень к овощам. Поливает оливковым маслом, выдавливает одной рукой из лимона сок. О таком мужчине и в подушку потом не стыдно поплакать от неразделенной влюбленности. Конечно, после него другие обычные парни будут казаться блеклыми и непримечательными, но тянет к огню, пусть он и сожжет меня дотла.
— О чем задумалась? — ополаскивает руки под мощным напором воды и вытирает мокрые ладони полотенцем.
Таких мужчин надо изолировать от женщин, чтобы они не разбивали им сердца и не дразнили. Даже если они честные в отношениях и ничего не обещают, то все равно делают больно, когда уходят, а он ведь уйдет. Он лишь хорошо проводит время. За его ласковыми улыбками, тихим смехом и комплиментами я вижу и слышу беспечность и несерьезность.
— Кира, — шепчет и закусывает губу, хитро прищурившись.
— Я могу быть с тобой честной?
— Конечно, — он отбрасывает полотенце и внимательно смотрит на меня, — я уважаю честность.
— Я не вывезу, Виктор, если ты продолжишь в том же духе, — пристально вглядываюсь в его глаза, — ты же должен это понимать.
— Уточни, пожалуйста, о чем речь.
— С вероятностью девяносто пять процентов я в тебя влюблюсь, — я криво улыбаюсь.
— Так, а куда делись остальные пять процентов? — он оскорбленно вскидывает бровь.
— А это кирпич, который упадет мне на голову, допустим, завтра, когда я выйду из подъезда, — пожимаю плечами.
Виктор смеется. Подпираю лицо кулаком и медленно моргаю. Он польщен моими словами.
— А что плохого в том, — подходит к столу, упирается ладонями о край столешницы и поддается в мою сторону с улыбкой, — чтобы влюбиться в меня? Кстати, у тебя была первая любовь?
— Была.
— Нет, — игриво охает он и скользит взглядом по лицу, — быть этого не может.
— В восьмом классе. Я влюбилась в одиннадцатиклассника.
— Не делай мне больно, — выдыхает в губы. — Скажи, что ты лжешь, чтобы подразнить меня.
— Я ему валентинку однажды отправила, — я приподнимаю уголки губ в слабой улыбке, — а он ее смял и выкинул.
Виктор щурится. На мгновение в его глазах вспыхивает гнев. В этот раз у меня ситуация куда серьезнее бумажного сердца.
— Школьная любовь всегда печальна.
— Но это не про тебя.
— Вдруг, я был толстым и прыщавым мальчиком? — он самодовольно ухмыляется.
— Нет. Это вряд ли. Ты был тем, кто валентинки выкидывал.