Босс не терпит отказов

— Кир, — Ксюша выщипывает волосок под правой бровью и кривится, — легкие ведь деньги.

Я сердито поправляю между ягодиц трусики, которые бельем назвать стыдно: крохотный треугольник на веревочках и он ничего не прикрывает.

— Это самый приличный клуб, — Ксюша косит на меня через отражение глаза, — охрана, гости не нищеброды и чаевыми хорошими балуют.

Молча убираю из волос бигуди. Зря я согласилась на ее предложение попробовать себя в стриптизе. Ксюша — моя подруга, с которой мы в старших классах ходили в одну школу танцев

и вместе на соревнования катались. Весело было и увлекательно, а сейчас в туалете хочется удавиться.

Неделю назад случайно встретила ее в супермаркете и на вопрос “Как дела?” честно ответила, что работу не могу найти, а она присела на уши и поделилась, что хорошие деньги зарабатывает танцами. Приватными танцами для богатеньких буратин в одном из московских клубов на Златоустинском переулке.

Так долго расхваливала меня, восхищалась моей грацией и даже призналась, что всегда завидовала мне, потому что я была среди остальных девочек самой изящной и плавной. Так и сказала — плавной. Убедила, что нет ничего постыдного в том, чтобы потрясти голыми телесами перед незнакомыми мужиками, потому что руки они не распускают, а платят щедро. За ночь, если повезет, можно уйти с хорошей суммой. В одну из смен Ксюша развела какого-то старика-иностранца на тысячу долларов и чуть до инфаркта его не довела своими провокациями.

Я мечтала связать жизнь с танцами, и даже сейчас каждый день занимаюсь растяжкой, разогревом и танцую, чтобы тело не окостенело и не потеряло гибкость. Однако я не думала, что мои грезы и отчаяние приведут в элитный стриптиз-клуб.

Да, я согласилась на предложение Ксюши, потому что я трусы себе новые не покупала уже год, и до сих пор живу с мамой, которая, пусть женщина добрая и милая, но нам сложно уживаться под одной крышей. Раздражение и претензии копятся и выливаются в скандалы по пустякам. И она каждый раз напоминает мне о том, что я провалила вступительные экзамены в университет.

— Улыбнись, — Ксюша разворачивается ко мне, — помнишь, как нас учили?

— У меня не получится, — шепчу я, вглядываясь в ее глаза. — Одно дело сальса, а другое…

— Я тоже в первый день боялась, — Ксюша обходит меня и заботливо затягивает веревочки лифа на спине, — но тут все строго. Никто не пристает, только смотрит, как и на обычных танцах. Вместо множества глаз, лишь одна пара.

В гримерке тесно и пахнет тальком с цветочным освежителем воздуха. Круглые белые лампочки на зеркале, у которого несколько минут назад Ксюша выщипывала брови, мягко разгоняют полумрак. В отражении вижу не себя, а какую-то незнакомку в откровенном бикини с ярким боевым макияжем. Я хочу сбежать, но этого сделать не дает алчность и чувство вины перед подругой, которая уговорила владельца клуба дать мне шанс.

— Подбородок вверх, улыбка и плечи расправить, — строго чеканит Ксюша, как наша бывшая преподавательница.

— Девочки, — в гримерку влетает всполошенная Марта и хватает салфетки из коробки на столе. — Кто-нибудь в пятую кабинку.

Она вытирает с внутренней стороны бедра кровавые дорожки и злобно шипит:

— Протекла! На пять дней раньше пришли! Проклятье!

— У меня тампоны есть, — Ксюша кидается к сумке. — Секунду.

— Пятая кабинка! — рявкает Марта, и меня за запястье беспардонно хватает менеджер Илья, который вваливается в гримерку с тихим бурчанием.

— В темпе, милая, в темпе.

— Без

рук! — отмахиваюсь от нервного и взбудораженного Ильи. — Это к тебе тоже относится!

— Ля, какая цаца… — он презрительно окидывает меня взглядом.

Неприятный тип. Под его симпатичной и холеной мордашкой прячется что-то липкое, холодное и склизкое. Передергиваю плечом и дефилирую через темный коридор к двери, за которой меня встречают вспышки света и громкая музыка, что глухими ударами отдается в груди.

Я не смотрю по сторонам, чтобы не ловить на себе заинтересованные взгляды мужчин и плыву мимо барной стойки в темный проем. Представлю, что я на соревнованиях, перед которыми я тоже всегда переживала и волновалась. Обману мозг, который плавится от стыда.

Секунду стою перед бархатным пологом, над которым горит неоновая цифра “5”, и решительно ныряю под него, откинув все сомнения. Может, это мое призвание, как у Ксюши, которая очень довольна своей жизнью и работой.

В красном интимном полумраке я на мгновение теряюсь, но в реальность меня возвращает тихое постукивание льда в стакане. В кожаном кресле с бокалом виски восседает молодой мужчина. Рубашка его расстегнута на несколько пуговиц, поза расслабленная, а лицо безэмоциональное и отсутствующее. Красивый. Волевой подбородок, четко очерченная линия челюсти, высокие скулы и прямой нос с острым кончиком.

Я обескуражена тем, что мужчины, подобные ему, тоже ищут сомнительных утех. Ему бы и бесплатно станцевали, чтобы порадовать, но, видимо, нашим гостям нравится именно покупать женщин, ведь это щекочет эго и дарит ощущение власти. Дефилирую к пилону под тягучую и чувственную музыку, что льется из динамиков по углам небольшой комнатки.

Ксюша пообещала обучить меня танцам на шесте и всяким акробатическим кульбитам на нем, но предостерегла, что когда заказывают приват, то ждут не мастерского номера с вертушками, а страсти и эмоций. Мужчину жаждут увидеть развратную женщину, к которой не смеют прикоснуться и пальцем. Своеобразная, конечно, игра с нотками мазохизма.

Соблазнительно обойти пилон, повиливая бедрами, кошечкой потереться о прохладный шест, томно поглядывая на бесстрастного гостя, который цедит виски и молчит. Лишь его глаза выдают, что он заинтересован зрелищем, и от его пристального и немигающего взора мне неуютно, словно на меня пришел посмотреть строгий и придирчивый судья, которого я обязана впечатлить.

Я ведь не зря выигрывала соревнования в соло. И дело было не только в идеальных и выверенных движениях, но и в том, что я вливалась в музыку, становилась ее частью и ее материальным воплощением. Как бы вычурно ни звучало, но из старшеклассницы я обращалась в стихию, которая завораживала зрителей и судей.

Вот и сейчас я растворяюсь в звуках, подчинившись их неторопливому и тягучему течению. Цепкие глаза следят за каждым движением, скользят взглядом по моим изгибам, а губы касаются стеклянного края, чтобы сделать небольшой глоток. Стыд и смущение вытесняет музыка, заполняя сердце и вены легким возбуждением.

Сценический образ всегда далек от реальной личности, и сейчас я обратилась в бессовестную развратницу, что заводит руку за спину и тянет веревочку откровенного лифа. Через секунду я отбрасываю тканевые треугольники и с оголенной грудью шагаю к молчаливому гостю. Его глаза вспыхивают возбуждением, но лицо — маска высокомерного равнодушия.