Босс под елкой
Шрифт:
— Плов? — в душе проснулось любопытство на пару с аппетитом, — откуда все это счастье?
— Я же говорю, отец с мамой привезли. Как только Сандро позвонил и сказал, что тебя нашел.
Чез выглядел внешне снова совершенно невозмутимым, но мне казалось, что у него иногда подрагивают пальцы.
Беатрис сыр резала? Холеный Адриано готовил у плиты плов? В духовке и в самом деле стоял небольшой казан. Видимо, нам отсыпали половину. Плов был все ещё теплый, но в любом случае можно было подогреть в микроволновке.
Какое-то
А потом… не знаю, в какой момент все произошло. Кажется, когда мы уже покушали, выпили полбокала вина — хорошего, итальянского, и заправили посуду в посудомойку. А вот нечего Клавдию Сергеевну, нашу домработницу лишний раз беспокоить!
Я уже закрыла дверцу, выставила нужный режим и вымыла руки, когда ощутила горячие ладони прямо… на попе.
— Нора, девочка моя, как же я испугался… — Чез снова, как в моменты сильнейшего волнения, перешел на итальянский.
Он что-то шептал, неразборчиво бормотал, покрывая мои плечи поцелуями, жаля своими касаниями, нахально дразня рукой, скользящей по обнаженной спине.
Я думала, что у нас уже было все и даже больше. Что меня уже совершенно невозможно ничем удивить. Оказалось, я просто не познакомилась пока со всеми гранями темперамента Чезаре Нери.
С его жадностью, властностью, жесткостью. С его сводящей с ума нежностью. С тем, как он направляет, завлекает, сводит с ума. До крика и дрожи. До слез — которые были так нужны.
До скрипа стола и шороха одеяла, до севшего горла и саднящих губ, до жаркой истомы.
Когда ты взлетаешь ввысь так высокого, что не хочется возвращаться. Очищаешься от всего ненужного, отпускаешь страхи и обиды, забываешь, стираешь как ластиком.
И падаешь назад, в этот мир, завернутая в кокон чужих объятий.
И остаешься в нем, медленно погружаясь в сон и тихо мурлыча от блаженства.
Сколько бы неприятностей не принес этот день, он что-то изменил во мне. В нас. И окружающих нас людях. И я верила, что все это — только к лучшему. И никак иначе!
Часть 12. Трудности жизни переводчиков
Напевая под нос строчки незабвенно «Феличиты», я решительным шагом направлялась в универ. Как-никак, а об учебе, несмотря на подготовку к диплому, забывать не следовало.
К тому же сегодня у нас была практика перевода, планировалось занятие по синхронному переводу с нашим стареньким, но великолепнейшим и опытнейшим преподавателем старой ещё закалки — Игнатом Федоровичем.
«Деда» — как за глаза уважительно прозвали его студенты, обожали все. На его парах стояла мёртвая тишина, говорили только по делу и любые, самые мелкие замечания исправлялись в мгновение ока. Попасть к нему на диплом, как удалось мне — огромная честь и ответственность.
На улице прохладно, но не холодно — всего-то минус два.
Весна уже так и норовит отвоевать свои права, хотя зима совсем
Кваттрокки я больше не видела. Кузен Чеза исчез в неизвестном направлении и не планировал, кажется, больше появляться на горизонте. Краем уха я слышала, что он уехал в нашу столицу по каким-то делам своего бизнеса.
Стоит ли говорить, что, несмотря на его помощь в деле о моем похищении, вздохнула я свободнее? Уж очень неоднозначные чувства вызвал этот итальянец. Опасный тип. И себе на уме.
— О, кто к нам пожаловал, Романова приперлась! — прогундосил высокий тощий Женька Скворцов, сплевывая на тротуар.
Эх, Скворцов, не приучен ты к культуре! А ведь мама душевнейшая женщина, пианистка, а отец — профессор истории. В кого сын пошел?
— Скворцов, поди опять гулял по клубам и ничего не сделал? — фыркнула раздраженно.
На первом курсе Женька был вполне милым мальчиком, а потом попал не в ту компанию… и завертелось. Что интересно, несмотря на пропуски и весьма среднюю успеваемость, до пятого курса Скворцов дотянул.
— Романова. Да ты смотрю нашла себе богатенького… говорят, зазналась, ездишь теперь на мерсе, в общагу нос не кажешь.
Ты смотри, какой борец за равенство и братство!
— Скворцов, а ты что, тоже себе хочешь богатенького найти? — хмыкнула. — Вот и спрашивай у тех, кто что-то там говорит, а я учусь и работаю, чего и тебе желаю.
Уже подходила к универу, когда мимо промчалась спортивная машина, из-под колес которой полетели комья грязного снега. И… правильно, по закону подлости прямо мне на пальто! Между прочим, новое, на собственные денежки купленное!
То, что сорвалось у меня с губ, лучше было бы никому не слышать от скромной студентки.
Так, я ещё успею забежать в туалет и попробовать максимально исправить нанесенный ущерб. Гнусный хохот Скворцова преследовал в спину, но на Женьку я внимания не обращала. Пытался он ко мне на третьем курсе клеиться, он ко всем клеился, но получил от ворот поворот и вроде как успокоился, только стал беспрестанно поддевать, страшно мстил, видимо, в своем воображении, аз поруганную мужскую гордость.
Студенты сновали туда-сюда, в универе было жарко, поэтому пальто сразу сняла и перекинула на руку.
— Норка, у нас в 206 аудитории будет, на третьем, — крикнула мне высокая блондинка, Валька Макарова.
— Хорошо, мне надо ещё кое-какие дела закончить, потом подойду, — откликнулась в ответ.
В гардеробной была и вовсе печка, Анна Степановна, наша гардеробщица, невысокая сухонькая дама лет шестидесяти, сидела в своей комнатке и смотрела очередную мелодраму, периодически горько вздыхая.