Босс скучает
Шрифт:
24
Я вываливаюсь из парадной на Шпалерную в темноту туманного ноябрьского вечера. Не могу оставаться дома. Боюсь, что он придёт. Так странно, вчера я даже этого хотела. Чтобы он заявился и стал выяснять отношения. А сейчас — нет. Не хочу, не желаю.
Только колесо рулетки раскручено и там выпало что-то явно не в мою пользу. Фотки с обнажённым Германом уже красуются в официальной группе университета. Какой-то умник запостил их прямо на общую стену. Вернее, уже не красуются.
Вот и пусть объясняется, пусть покрутится на горячей сковородке. Если он ей нужен, она ему всё простит, — пищит мой противный внутренний голос, — наверное, простит.
А он меня простит?
А тебе нужно его прощение?
Ответов на эти вопросы у меня не находится.
Иду сквозь Таврический сад к Кирочной улице. В парке застыла мрачная красота под стать моему настроению. Мягкий свет жёлтых фонарей пробивается через туманную дымку и между черными росчерками голых ветвей залегли глубокие тени. Летом здесь кипит жизнь: гуляют семьями, утром йога на свежем воздухе, днём пикники и сахарная вата рулонами, прожорливые утки и назойливые велосипедисты. А сейчас ни души. Кроме моей. Пропащей. Хочется присесть на скамейку и слиться с этим тёмным царством. Тут меня Герман точно искать не станет.
Может, он тебя вообще искать не станет, — очередной раз прилетает от моего внутреннего «я».
Может, и не станет. Но что-то подсказывает, что мы ещё поговорим.
Когда выхожу в живой мир, становится чуть легче, тут я не одна и есть, между кем затеряться. Ноги сами собой несут меня вперёд и через Литейный к Белинского.
В «Шляпе» в этот час уже битком и шумно. Тут вечеринки семь дней в неделю. Если нужна ненавязчивая компания и место, где всегда будешь своим, так это сюда.
Скидываю утеплённую кожаную куртку на крючок у входа и жду, когда за барной стойкой освободится место. Прошу бокал вина и молча утыкаюсь в него, двигая ногой в такт новой мелодии. Джаз он разный, но в «Шляпе» какой-то родной. Меня здесь музыка никогда не раздражает. Она не визгливая и не занудная, а низкое звучание контрабаса всегда вызывает желание щёлкать пальцами в ритм. Мне кажется, тут маленький мир, этакая Америка, которую мы потеряли. Наверное, в Нью-Йорке таких мест полно, по крайней мере, если верить фильмам Вуди Аллена.
Я допиваю вино и прошу повторить.
Мы сюда любили ходить с Германом. Можно сказать, «Шляпа» одно из наших мест. И от дома не далеко, и атмосфера комфортная, и вход-выход свободный. Интересно, я даже через пять и через десять лет продолжу ходить по «местам нашей памяти», как одна из тех жалких страдалиц, которые не способны примириться, что их кинули?
Память здесь не при чём, — успокаиваю я себя, — тебе здесь удобно, вот и весь секрет.
— Привет, — раздаётся слева.
Искоса смотрю на незнакомого парня, устроившегося за стойкой. Он просто встал рядом. Втиснулся между мной и ещё одним
— Привет, — киваю я, — подвинуться?
— Нет, сиди спокойно, — он жестом подзывает бармена и просит себе, что покрепче. — Угощу? — интересуется у меня, но я указываю на свой бокал, на половину полный.
— Спасибо, у меня есть.
— Тогда позже?
— Договорились.
Не знаю, о чём мы с ним ещё договорились одной этой фразой, но когда он заводит беседу, я не отворачиваюсь и включаюсь в игру. Ладно, надо же как-то развеяться. Ни к чему не обязывающий трёп за барной стойкой прекрасно отвлекает от проблем. Всё как обычно: кто ты, где учишься, чем занимаешься, интересы, путешествия и прочая ерунда. Первый разговор всегда как интервью.
Мой второй бокал сменяет третий. Я верчу между пальцами ножку и смеюсь над очередной шуткой своего собеседника.
Когда сама говорю, активно жестикулирую. На душе даже вроде как становится легче, проблемы улетают всё дальше с каждым новым глотком и с очередной шуткой парня, имя которого я даже не запоминаю. Вот где-то на середине моего красочного описания одного интересного местечка на Рубинштейна, которое просто обязательно к посещению, если ты недавно переехал в Питер, моё запястье перехватывают и крепко сжимают.
— Что за?.. — оборачиваюсь я.
— Потанцуем? — рядом вырастает Островский, оживляя мой самый ужасный из кошмаров.
Я пикнуть не успеваю, как мой бокал оказывается на стойке, а случайный собеседник растерянным взглядом провожает нас.
Пальцы Германа больно впиваются в мою спину, а рука, держащая мою ладонь, сжимает так сильно, что вырваться не предоставляется возможным.
Голова идёт кругом, и это вовсе не от вина. Адреналин начинает зашкаливать. Я чувствую волны агрессии, исходящие от Германа. Конечно, он видел фото и понял, кто это сделал.
Ненавижу себя. Ненавижу, потому что мне хочется сказать «прости, я не этого добивалась». Но это так мелочно, так наивно, так по-детски. Чего-то же я всё-таки добивалась…
— Ну как? Довольна? — голос у него ледяной, абсолютно чужой.
Думала, я видела Германа всяким, но таким, нет, не видела.
Он слегка встряхивает меня и прижимает крепче. Я вдавливаюсь в его телом своим, будто детали от мозаики мы повторяем стороны друг друга.
Губы Герман прижимает к моему уху вплотную, чтобы у меня не осталось и шанса не услышать.
— Ты довольна, спрашиваю?
Мы двигаемся в такт мелодии Сэма Кука. Герман ведёт умело и непреклонно. Со стороны мы, наверное, выглядим идеально. Влюблённая пара, слившаяся в танце. На деле же — чувствую себя кроликом в силках или бабочкой в липкой паутине.
Не могу и слова вымолвить, хотя Герман непреклонно требует ответа. Мои пальцы на его руках лишь сжимаются сильнее. Наклоняю голову и утыкаюсь лбом ему в плечо. Закрываю глаза и плыву. Далеко от настоящего и от реальности. Чувствую лишь его твёрдое тело и запах — такой родной и уже чужой одновременно.