Босс скучает
Шрифт:
Для меня это ещё одна глобальная катастрофа, а для неё лишь неприятный разговор с проблемным студентом. Я делаю глубокий вдох и считаю до десяти.
— Я подойду к Петру Ивановичу, мы решим этот вопрос.
— Если вы о Лапуновском, то он больше в вузе не работает.
— Как? — мои глаза шокировано округляются. — На той же неделе статистика была.
— Ну вот так. Это его решение. Спонтанно как-то, правда, вышло.
— Понятно, а что мне делать? — я складываю руки на груди и начинаю притопывать ногой.
— Пересдавать? — ответ выходит и не ответом каким-то, а вопросом.
— Так вам виднее, вы
По сути, девушка не виновата, она всего лишь доносит до меня информацию. Не по её же вине, в моей ведомости нет оценки.
А по чьей? — тут же возникает закономерный вопрос.
Я не знаю на него ответ, понимаю лишь одно, что я в полной беспросветной дыре. С Лапуновским я договаривалась о досрочной сдаче до своего отлёта в Рио. Может, он забыл проставить зачёт в ведомость, а я не проконтролировала этот момент, так как не подозревала, что могут возникнуть трудности. Нет, не трудности, а катаклизм глобального масштаба. Зачёт был промежуточным, в зимнюю сессию у нас экзамен, а без резолюции Лапуновского по зачёту меня до сдачи просто не допустят. Либо я буду отращивать хвосты, либо одной ногой перешагну за порог университета. Всем ведь известно, чем грозят долги по учёбе.
— Кто вместо Петра Ивановича? К кому я могу обратиться? — спрашиваю, взяв себя в руки.
— А, ну пока его замещает Юлия Сергеевна, с ней можно договориться.
— Понятно, — цежу сквозь зубы, разворачиваюсь на каблуках и иду к выходу из кабинета.
Да уж, с ней мы точно договоримся. До того, что я как-нибудь вцеплюсь ей в волосы.
Теперь у меня нет никаких сомнений, откуда и у этой моей проблемы ноги растут. Кажется, кто-то решил отсыпать мне неприятностей.
Как это по-женски!
К вечеру я до такой степени накручиваю себя, что готова выплеснуть раздражение на голову Германа. Если бы он только появился. Но Германа нет, и его телефон молчит. Звоню ему пару раз, пишу сообщение. Тишина. Наглею до той степени, что ставлю телефон на автодозвон, наборы которого один за другим тонут в сбросах.
Что это такое? Что происходит? Я ничего не понимаю. Вечер пятницы, где он? Где Герман? С кем он?
Мои руки трясутся, из них всё падает. Пытаюсь налить себе чай, но кружка летит в раковину и разбивается. Собираю осколки, чтобы выкинуть, и внезапно плачу. Первый короткий всхлип перерастает в долгое захлёбывающееся рыдание. Говорю себе, что это, наверное, из-за любимой кружки, но нет. Конечно, не из-за неё. Реву, как давно не ревела. Потом плетусь в ванную, долго умываюсь, смотрю на своё покрасневшее лицо, поддавшись импульсу, набираю воду в ладонь и брызгаю на зеркало. Из-за капель на стекле на меня глядит девушка, в которой я совсем не узнаю себя.
После Руслана я обещала быть себе сильной, поклялась никогда не сдаваться, не становится зависимой от кого-либо. Только появился Герман и всё. Установки рухнули.
Телефон по-прежнему молчит. Малодушно я держу его под рукой, хотя в глубине души абсолютно уверена — звонка не будет.
Думаю, что сегодня я не усну, но далеко за полночь проваливаюсь в пустой сумбурный сон. То выныриваю из него, то снова падаю, ни черта не высыпаюсь. Да и спокойнее не становится.
Где-то к полудню, когда я сижу и пялюсь в монитор на титульный лист курсовой, телефон пиликает, оповещая, что пришло сообщение.
«Через
Отвечаю коротким «да» и жду, когда в замочной скважине провернётся ключ.
22
Герман звонит в дверь. Я вздрагиваю. Почему звонит? То, что это он, сомнений нет. У него своя манера звонка, если можно так выразиться. Так на кнопку жмёт только он.
Я взвинчена, вся на нервах. Ночь толком не спала, кусок в горло не лезет. Неминуемое приближение беды витает в воздухе. Знаю, что ничем хорошим этот разговор не закончится. Просто знаю, и всё.
Внезапно становится холодно, я захватываю кофту с кресла, кутаюсь в неё и плетусь в прихожую. Дрожащими руками открываю дверь и бросаю короткое «привет».
Мне хочется прижаться к Герману, спросить, а всё ли хорошо? Хотя ответ очевиден. Но он уже воздвиг между нами стену, и невидимый барьер не даёт мне этого сделать.
Возвращаясь в комнату, не понимаю, куда мне себя деть. Сесть на кровать? Опуститься в кресло? Забраться на широкий и низкий подоконник? Потому что ноги уже почти не держат. Мне же надо взять себя в руки, чтобы не разрыдаться здесь и сейчас. Чувствую, что выгляжу жалко. Словно попрошайка на обочине. Пытаюсь думать обо всём хорошем, что было между нами с Германом, но ничего не выходит. Я злюсь на него, хотя он ещё ничего не сказал. Злюсь, потому что он уже принял решение. За нас двоих принял. Не посоветовался со мной. Всё продумал сам.
— Варь.
Оказывается, он уже зашёл в комнату и смотрит на меня.
— Что? — оборачиваюсь и натыкаюсь на взгляд: абсолютно больной и ни капли не равнодушный. — Что?
— Варь, я, — он пытается взять меня за руку, но я отшатываюсь.
— Не стоит, — отрезаю я.
— Вот, — он достаёт ключи из кармана, подходит к столу и бесшумно опускает их сверху.
Слежу за его движениями и сглатываю горечь, скапливающуюся во рту.
— Это, значит, всё? — не выдерживаю напряжения.
Хотя уже вчера всё поняла, когда он не отвечал на звонки и не выходил на связь. Молчание было красноречивее любых объяснений.
Герман лишь кивает, а потом коротко добавляет.
— Так будет лучше. По крайней мере, сейчас.
Вздрагиваю всем телом, впериваю в него взгляд, пытаясь увидеть больше, чем он показывает.
— Что значит «по крайней мере, сейчас»?
Следом Герман тяжело вздыхает и проводит пятернёй по своим вьющимся волосам. Они в полном беспорядке, будто он всю ночь мусолил их, размышляя, как же поступить.
— Нам лучше не общаться… остановиться. На какое-то время…
Моргаю, не веря собственным ушам. Он издевается? Нет, не так. Он. Издевается!
— На какое-то время? — я усмехаюсь, хотя мне совсем не весело. — Сначала «давай не афишировать», а теперь расстанемся на время?
Складываю руки на груди и смотрю на него, вскинув выше подбородок.
— Ты бы сам себя со стороны послушал! — в моём голосе и злость, и обида и миллион других разъедающих изнутри эмоций. — Ты кем меня считаешь? Можешь то заканчивать, то начинать, то ставить на паузу по собственной прихоти? С чего ты вообще взял, что тебе это позволено? А я должна покорно принимать все твои условия?