Босс скучает

Тэя Татьяна

А потом она забудет, что у нее есть иная жизнь, кроме жизни Руслана. Забудет про друзей, родных, про планы на будущее… свои личные планы, а не Руслана устремления. И… А может, ей понравится? Тебе же самой когда-то нравилось, так?

С долгим раздраженным «пф-ф-ф» я отбрасываю телефон на столик и смотрю в окно. За ним как раз очередной самолет-гигант подъезжает к одному из свободных «рукавов» терминала. Может, это даже и мой следующий борт. С трудом сглатываю, даже не желая представлять, что скоро окажусь внутри: беспомощная и напуганная полетом. Проклятая аэрофобия досталась мне от мамы

по наследству, слишком часто она рассказывала про Як-40, машущий крыльями в полете, на котором ей пришлось как-то лететь в молодости из Крыма.

Телефон на столике пиликнул, экран зажегся, снова демонстрируя мне страницу Русика в обнимку с блондиночкой.

«Так, пора перестать думать о Руслане, – говорю себе твердо. – Тебя зачем родители в поездку отправили? Отдохнуть, развеяться, мир посмотреть, забыть о плохом. Вот что самое главное. Так и отдыхай, развеивайся, смотри мир, о плохом не думай. И что важно: не вспоминай. Папа ведь сказал, выбирай, куда хочешь. И ты выбрала. Куда подальше, где поменьше соотечественников и… не надо заморачиваться с визами.

Рио – мечта, а не город. Детская, наивная, приправленная воспоминаниями о бразильских сериалах, которые ты так любила смотреть после уроков в школе. Вот и думай о мечтах, а не о Руслане. Пора перевернуть страницу».

По громкой связи анонсируют посадку. Я подхватываю свою ручную кладь, документы и иду к нужному гейту, где встаю почти в самый конец длиннющей, как нотации моей бабули, очередь.

Вокруг сплошь иностранная речь, ни слова по-русски, и это мне нравится. Чувствую себя полным инкогнито. Впервые в жизни путешествую одна и впервые так далеко. Я не боюсь этого одиночества, не боюсь, что будет скучно, да вообще много чего не боюсь после этих больных отношений с Русланом. А вот летать – боюсь… Вернее, я в ужасе. И с каждым шагом, приближающим меня к более чем десятичасовому беспересадочному перелету, мне становится хуже.

Внезапно взгляд цепляется за парня, стоящего в начале очереди. Цепляется, потому что он смотрит на меня. Не вижу четко черты его лица, но по спортивному телосложению, небрежной свободной позе и вьющимися волосам могу догадаться, что он симпатяга. Может, француз? Тут их в очереди немало.

Я невольно улыбаюсь, и парень улыбается мне в ответ.

Бах… Что такое? Какой-то непривычный жар охватывает щеки. Я что, краснею? Ой, мамочки.

В смущении смотрю под ноги, затем делаю шаг вперед, потому что очередь задвигалась.

Волевым усилием приказываю себе не пялиться на парня, потому что эта игра в гляделки меня смущает. Но не выдерживаю и вскидываю взгляд. А его уже нет. Прошел контроль, видимо, и идет в самолет.

Ну да и ладно. Сомнительно, что мы встретимся в этой махине… Нас сколько там?.. Пятьсот или больше человек?

Все идет неплохо, даже под ложечкой почти не сосет, когда я иду по рукаву. Однако стоит мне переступить порог самолета, все меняется. Непривычные звуки, толпящийся в проходах народ, шумная система кондиционирования, жующее невнятное бормотание на английском, долетающее из динамиков, – и паника тут как тут. Она начинается с легкого озноба и какой-то нервной тряски.

Я застываю в проходе, пока легкий толчок в спину не приводит меня в чувство.

Очнувшись,

я иду вперед, выискивая нужный ряд и нужное место. Сажусь у окна справа, тут всего два кресла: мое и соседа. Неулыбчивый мужчина под пятьдесят деловито распихивает свои пожитки на багажной полке. Рядом я пристраиваю свою сумку, а сумочку поменьше бросаю в ноги. На спинке уже лежит пледик, я живо заворачиваюсь в него, прикидывая, удастся ли мне поспать ночью? Ведь уже около полуночи, кажется.

Ну, если не будет трясти, то, может, и удастся, если я внушу себе, что все хорошо и в этом с виду неподъемном цеппелине мне ничего не грозит. Надо было намахнуть для храбрости перед вылетом… Интересно, а здесь мне продадут алкоголь? Мне ведь только девятнадцать? Или, кроме пива, ничего нельзя?

Сосед плюхается в кресло. Затем подцепляет мыском ботинка на правой ноге пятку левого, сбрасывает его, потом проделывает ту же манипуляцию со второй ногой, вытягивает обе вперед и удовлетворенно вздыхает.

Подтягивая плед повыше, я искренне морщусь.

Ну, во-о-обще отлично… Сенкью вэри мач, так сказать, и энджой. Тем более вся ночь впереди.

Взлет проходит по обычной схеме. Я молюсь всем богам сразу, и когда самолет выравнивается, вздыхаю с облегчением. Состояние более-менее, главное, чтоб не трясло. Хотя нет… трясти все равно будет, мы же полетим над Атлантикой. Тогда главное, чтоб сильно не трясло.

Нас поят, кормят, снова поят (только водой-чаем-кофе, к сожалению), затем гасят свет, и все готовятся ко сну.

Мой сосед, видимо, пассажир со стажем, быстро вырубается и начинает тихонько похрапывать, а я пытаюсь отвлечься просмотром фильма да прослушиванием аудиокниги. Выбираю самую скучную, чтоб побыстрее заснуть, но разве тут заснешь?..

Самолет то качает, то трясет, мы то набираем высоту, то сбрасываем, я отказываюсь понимать, что за ерунда творится с пилотом… или автопилотом, скорее уж.

Так проходит час-другой, может быть, даже третий, когда я наконец решаюсь выбраться в туалет, да и ноги размять заодно. В салоне полумрак, где-то горят экраны редких телефонов, несколько пассажиров шепчутся, увлеченные диалогами, но в основном все спят. Я пробираюсь к ближайшим туалетным комнатам, где в этот час уже нет очереди, и запираюсь изнутри, чтобы умыться, продышаться и взглянуть на себя в зеркало.

Ну и видок… Провожу ладонями по лицу. Мои светло-русые волосы вдруг резко потускнели, тоже паникуют, что ли? Перед вылетом я их собрала в аккуратную «булочку» на макушке, теперь на ее месте – извергающийся вулкан. Под глазами тени, в самих глазах – затаившийся ужас полета, а нижняя губа вся искусана. На взлете, наверное, перестаралась.

Внезапно самолет встряхивает.

С совсем не тихим «а!» я пальцами впиваюсь в угол раковины, а ноги ставлю шире для равновесия.

Пластик на стенах потрескивает, а сама машина заходится какой-то мелкой рябью.

В голове темнеет и начинает шуметь. В этом замкнутом помещении еще страшнее. Мне надо выйти, пока я окончательно не потеряла сознание – хотя я его ни разу в жизни не теряла, – выйти и посмотреть, как там люди и стюарды. Если все спокойно и никто не бегает в панике по салону, то и мне станет полегче.