Босс
Шрифт:
Кэти надела черную юбку и комбинацию, не тронув блузу и бюстгальтер, груди она вывалила наружу, как это требовал Дик. Кэти радовало, что ее груди нравятся Дику. Хотя ей казалось, что они уже стали слишком большими и мягкими.
— Что-нибудь выпьешь? — спросила она, заранее зная, что ответ будет утвердительным.
— Да, — выдохнул он, глотнув виски, — эти чертовы Лиры пытаются выползти из-под нас.
— Это проблема, Дик. Ты же знал, что тебе придется с ней столкнуться.
— Унаследовав половину «Карлтон-хауз продакшн», этот мерзавец вновь обрел независимость, о чем сегодня и заявил
— А как отреагировал Дуг?
— Не столь решительно, как я ожидал. Но цель у нас с ним одна — взять бразды правления в свои руки и проводить политику, какую мы считаем нужной. Я найму человека, который присмотрится к «Карлтон-хауз». Надеюсь, мы найдем слабые места. Мне хотелось бы получить контроль над обеими компаниями.
Глава 25
1952 год
Вернувшись из Аннаполиса, Джон сидел за обеденным столом в доме на Луисбург-сквер. Он смотрел на мать и содрогался от ужаса. В сорок пять лет, когда многие женщины еще находятся на пике, она стремительно катилась вниз. Теперь Джон приезжал домой только на каникулы, и перемены особенно бросались в глаза.
Джон помнил, что еще совсем недавно гордился матерью. Он помнил, что она по праву считалась одной из самых элегантных женщин Бостона. Теперь же, по его мнению, она являла собой карикатуру на элегантность. Кимберли пила и курила, перебарщивала с косметикой, которая, однако, не скрывала морщинок у глаз и жестких складок, отходящих от уголков рта. Волосы она красила в более темный цвет и начесывала их, как молодая. Ее запястья украшали широкие браслеты, которые, смещаясь чуть выше, открывали черные синяки. Джони говорила, что это следы наручников, в которые Додж заковывает Кимберли, когда они уединяются на чердаке. Джони утверждала, что на спине у матери белые шрамы от ударов хлыста. Летом Кимберли уже не могла выходить на пляж в купальном костюме.
Додж куда успешнее противостоял возрасту. Он оставался подтянутым, уверенным в себе, спокойным. В присутствии Джона, Джони и слуг всегда целовал и обнимал Кимберли.
— Сколько времени этим летом ты проведешь дома, Джон? — спросил Додж.
— К сожалению, немного. В этом году у меня морская практика.
— На каком корабле?
— Я просился на авианосец.
— Почему на авианосец? — спросила Кимберли. — Ты по-прежнему одержим желанием летать?
— Да, мама. Я прохожу начальную летную подготовку. И я буду летать.
Кимберли фыркнула:
— Детская причуда. Как только ты поднимешься в воздух, тебя вырвет. Пора тебе уже повзрослеть.
Джон бросил короткий взгляд на Джони.
— Меня не вырвет. И в воздух я уже поднимался. У меня есть лицензия летчика-любителя.
— И кто заплатил за?.. Черт! Конечно же, твой отец!
— Джон — хороший пилот, — вступилась за брата Джони.
— А ты откуда знаешь?
— Так говорят его инструкторы. Да и я с ним летала. И совсем не боялась. Джон крепко держит штурвал.
Кимберли повернулась к Доджу.
— И это мои дети. — Она едва сдерживала ярость. — Я потеряла обоих. Какой же говнюк этот Джек!
— Как раз нет, — вскинулась Джони.
— Нет? Оставь свое мнение при
— Мама, в августе мне исполняется восемнадцать. И я проведу часть лета в Гринвиче… хочешь ты этого… или нет.
— Так почему бы тебе не поехать туда прямо сейчас? Собери вещички и уматывай к своему отцу. Сейчас… Сегодня вечером
За рулем автомобиля Джони, «бьюика» с откидным верхом, который год назад подарил ей Джек, сидел Джон. По пути из Бостона в Гринвич Джони дважды сделала ему минет. Сказала, что и не помнит, когда занималась этим последний раз, но давно уже только об этом и думала. Джон признал, что и ему этого недоставало. В Гринвич брат с сестрой прибыли в два часа ночи, но, поскольку они предварительно позвонили из дома на Луисбург-сквер, Джек и Энн дожидались их.
— Мать сошла с ума, — сразу же выложил Джон. — Я не хотел говорить этого по телефону, потому что она могла подслушивать по параллельной линии. Но она сошла с ума. Джони больше нельзя у нее жить.
— В этом уже нет необходимости, — вставила Энн.
— Уэллесли [77] … — начал Джон.
— Я не хочу поступать в Уэллесли. Слишком близко от нее. Там она будет меня доставать.
— Но тебя же туда приняли, — заметил Джек. — А в другой колледж документы, возможно, подавать уже поздно.
— Если так, я год поработаю.
— Кем?
— Папа, если придется, официанткой.
— Давайте не принимать решений глубокой ночью, — вмешалась Энн. — Если ты останешься у нас, Джони, мы будем только рады. Насчет работы или учебы что-нибудь придумаем. Кстати, мы собираемся перебраться в Гринвич, но оставим за собой и дом в Нью-Йорке. Ты сможешь жить и здесь, и там. Не волнуйся, Джони, все образуется.
77
престижный частный гуманитарный колледж высшей ступени для женщин в пригороде Бостона.
— Если только ты вновь не забеременеешь, — рассмеялся Джек, похлопав дочь по плечу.
1952 — 1953 годы
Джони окончательно решила поработать год, а потом уже поступать в колледж. Она сказала, что пока не знает, чем ей хочется заниматься в жизни, а потому берет год на раздумья.
Джони горько плакала после отъезда Джона. Энн это показалось странным, но догадаться о причине она, естественно, не могла. А Джони тем временем занялась поисками работы.
И сразу столкнулась с трудностями. Секретарских навыков она не имела, да и не хотелось ей идти в секретари. Джек предложил найти дочери место в своей компании. «И что я смогу там делать?» — спросила Джони. Внятного ответа у Джека, разумеется, не нашлось. Какое-то время Джони кружила на своем автомобиле по Гринвичу, Стемфорду и Уайт-Плейнсу, отзываясь на объявления местных работодателей. А в августе, когда ей исполнилось восемнадцать, она перебралась в нью-йоркский особняк Джека и Энн. В Гринвич Джони приезжала только на уик-энды. Джек выдавал ей ежемесячное пособие, но она стеснялась брать его деньги.