Бостонцы

Джеймс Генри

– Я бы очень хотел увидеть мисс Таррант, если вы будете любезны и передадите мою визитку.

Страж порядка, замерший между ним и ручкой двери, взял у Рэнсома карточку, медленно прочёл написанное на ней имя, вернул её и сказал своему собеседнику:

– Не думаю, что из этого что-то выйдет.

– Откуда вам знать? Вы не имеете права отклонять мою просьбу.

– Думаю, что имею на это столько же прав, сколько вы на то, чтобы просить, – затем он добавил. – Вы тот самый человек, от которого она хочет держаться подальше.

– Я не думаю, что мисс Таррант избегает меня, –

произнёс Рэнсом в ответ.

– Я не много о ней знаю, не она нанимала этот зал. Я говорю о мисс Ченселлор – она это всё организовала.

– И она попросила вас выставить меня? Какой вздор! – воскликнул Рэнсом.

– Она говорит, что вам не следует здесь находиться. Что у вас с головой не в порядке. Полагаю, вам лучше успокоиться, – сказал полицейский.

– Успокоиться? Да разве возможно быть более спокойным, чем я?

– Что ж, я видел сумасшедших, которые держались не хуже вашего. Если вы так хотите увидеть её, почему бы вам не пойти в зал и не занять своё место рядом с остальными? – полицейский ждал, неподвижно и безмолвно, ответа на эту просьбу.

У Рэнсома был только один ответ:

– Потому что я не хочу просто увидеть её. Я хочу поговорить с ней – наедине.

– Да, – все хотят поговорить наедине, – сказал полицейский. – На вашем месте я бы не стал пропускать лекцию. Думаю, она пойдет вам на пользу.

– Лекцию? – повторил Рэнсом смеясь. – Она не состоится.

– Состоится, как только утихнет орган, – и полицейский добавил, больше самому себе: – какого чёрта он всё ещё звучит?

– Потому что мисс Таррант послала попросить органиста продолжать.

– И кого же она послала, по-вашему? – новый знакомый Рэнсома повеселел. – Не думаю, что мисс Ченселлор у неё на побегушках.

– Она послала своего отца или, возможно, мать. Они тоже здесь.

– Откуда вам знать? – спросил полицейский.

– О, я знаю всё, – ответил Рэнсом, улыбаясь.

– Что ж, я думаю, они пришли сюда не ради того, чтобы орган послушать. Скоро мы услышим кое-что ещё, если он не остановится.

– Вы многое услышите и очень скоро, – ответил Рэнсом.

Безмятежность и самоуверенность Рэнсома, наконец, произвели впечатление на его собеседника, и он чуть склонил свою голову, как раненое животное, и взглянул на молодого человека из-под густых бровей.

– Я немало слышал, с тех пор как нахожусь в Бостоне.

– О, Бостон – замечательное место, – небрежно бросил Рэнсом в ответ. Он не слушал ни звуки органа, ни полицейского, потому что из-за двери послышались голоса. Полицейский, ничего не сказав, прислонился к перегородке, скрестив руки. Снова повисло молчание, а потом звук органа стих.

– Я просто подожду здесь с вашего разрешения, – сказал Рэнсом. – И скоро меня позовут.

– Кто ж позовёт вас?

– Мисс Таррант, я полагаю.

– Ей прежде надо будет уладить это с другой мисс.

Рэнсом достал свои часы, которые он несколько часов назад специально перевёл на бостонское время, и увидел, что в ходе этого разговора время пролетело незаметно, и теперь было уже пять минут восьмого.

– Мисс Ченселлор должна будет уладить это с публикой, – сказал он через мгновение. Эти слова не были пустой угрозой,

потому что он был уже убеждён в том, что драма, участником которой он всё же являлся, продолжается в той комнате, в которую он не может войти. Что ситуация накалилась до предела и не может разрешиться без его участия. Эта интуитивная уверенность придала ему сил, когда он понял, что Верена заставляет публику ждать. Почему она не идёт? По какой причине тянет время, если не потому, что знает о его присутствии?

– Я думаю, что она уже вышла на сцену, – непринуждённо сказал страж, спор которого с Рэнсомом, похоже, нимало не пошатнул его стойкость.

– Если бы она вышла, мы бы услышали аплодисменты.

– Думаю сейчас, мы их услышим, – заявил полицейский.

Неожиданно он оказался прав, потому что и в самом деле показалось, что публика аплодировала. Всеобщий гвалт раздавался из зала – звук нескольких тысяч людей, которые топали ногами, стучали зонтами и тростями. Рэнсом вдруг почувствовал слабость, и некоторое время он стоял, сцепившись взглядами с полицейским. Затем вдруг к нему вернулась невозмутимость, и он воскликнул:

– Мой дорогой друг, это не аплодисменты – это нетерпение! Это не приём, это зов!

Полицейский не стал ни отрицать это утверждение, ни соглашаться с ним. Он только переместил бугорок на своей щеке на другую сторону:

– Думаю, она больна.

– О, я надеюсь, что нет! – сказал Рэнсом очень нежно. Топот и стук нарастали с минуту, а потом начали стихать. Тем не менее, стало очевидно, что Рэнсом прав. Поведение толпы было вызвано нетерпением, но не благодарностью. Он снова посмотрел на свои часы и обнаружил, что ещё пять минут кануло в небытие, и вспомнил, что сказал газетчик на Чарльз Стрит по поводу того, что Олив гарантирует пунктуальность Верены. Достаточно странно, но в тот момент, когда образ этого человека возник перед ним, он и сам ворвался через другую дверь в состоянии самого живого возбуждения.

– Почему, во имя всего святого, она не выходит? Если она хочет заставить их звать её, то ей это удалось лучше некуда! – мистер Пардон продолжил с нажимом, поворачиваясь от Рэнсома к полицейскому и обратно без малейшего намёка на то, что он встречал Миссисипца раньше.

– Я думаю, она больна, – сказал полицейский.

– Публика будет больна! – закричал расстроенный репортёр. – Если она больна, почему не пошлёт за доктором? Весь Бостон набился в это здание, и она должна поговорить с ним. Я хочу войти и посмотреть.

– Вы не можете войти, – сказал полицейский сухо.

– Почему это я не могу войти, скажите на милость? Я хочу войти как представитель «Веспера»!

– Вы не можете войти в любом случае. Я не пускаю и этого человека тоже, – добавил он добродушно, чтобы сделать свой отказ менее болезненным.

– Странно, вас-то они должны бы впустить, – сказал Маттиас, глядя на Рэнсома.

– Может быть, и должны бы, но они не сделают этого, – парировал полицейский.

– Помилуйте! – выдохнул мистер Пардон. – Я знал с самого начала, что мисс Ченселлор всё испортит! Где мистер Филер? – продолжал он напористо, адресуя вопрос одновременно ко всем присутствующим и ни к кому в частности.