Ботаники не сдаются
Шрифт:
— Простите, София Витальевна, но я не вполне понимаю, о чем речь?
— Катя приняла решение уйти из университета. Совсем уйти, Ваня, не сдав даже сессию и бросив все, к чему стремилась. У нее по плану сложнейшая подготовка к Мюнхенской олимпиаде физиков, где показать себя, все равно, что получить билет в большой мир науки. А она вместо этого оставляет секретарю заявление об отчислении. Да-да! И написала его еще на прошлой неделе, но Юлия Михайловна, как всегда не сразу отреагировала. Я знаю, что вы общаетесь, так, может быть, ты в курсе? Ваня, что случилось?
Нет,
— Не знаю, — отвечаю резче, чем следует, но мне плевать. Я разворачиваюсь, чтобы убраться из университета к чертовой матери. — Но обязательно узнаю!
Она сидит на скамейке возле моего мотоцикла — Умка, сунув руки между колен и повесив плечи. На ней привычный джинсовый комбинезон и кеды. За спиной рюкзак. На тонком плече лежит коса, а глаза так долго смотрят на землю под ногами, что очки сползли на нос.
— Привет.
От звука моего голоса она вскакивает. Хочет что-то сказать, но только несмело выдыхает:
— Здравствуй, Ваня.
Мы не виделись ночь, а смотрим друг на друга так, словно прошел год.
— Почему ты здесь, а не на занятиях?
— Я… я ждала тебя. Хотела поговорить.
— Зачем ждать, Катя, если меня можно легко найти в университете?
— Я подумала, что ты не станешь со мной разговаривать при всех.
Она смотрит не моргая, на лице ни кровинки. Я хочу протянуть руку и коснуться ее щеки… и не могу. Мы стоим, не прикасаясь и не сближаясь, словно между нами пролегло пространство, плотность которого не дает возможности его перешагнуть.
— Почему ты не отвечаешь на звонки?
Она тут же тянется ко мне взглядом полным надежды.
— А ты звонил?
Нет, не звонил, и надежда в голубых глазах гаснет.
— Нет. Но тебе звонил твой куратор.
Она рассеянно хмурится, пробует карманы, но, сообразив, что в них пусто, сжимает ладони в кулаки и опускает их по бокам.
— Кажется, я оставила телефон дома. Не помню. Ваня, — Умка натужно сглатывает, долго всматривается в мое холодное лицо, но заставляет себя сказать: — Там в университете… Все уже знают, да?
— Знают, — вспоминаю своих друзей. — И куда больше меня. С кем ты спорила?
Умка вздыхает. Ей больно говорить, а мне слышать.
— Со Снежаной Крымовой и ее подругами.
— Когда?
— Два месяца назад. Когда столкнула тебя в фонтан.
На следующий вопрос я знаю ответ, но правду хочу услышать от нее.
— На что вы спорили? — голос кажется хриплым и чужим.
— Что наука поможет
— А если нет?
— Тогда я заберу документы и уйду из университета. Совсем.
— Но ты ведь выиграла? Зачем же написала заявление?
Я вижу вспышку удивления в ее глазах и боль, но мы говорим начистоту, и она это понимает. Качает головой, опустив взгляд.
— Мне не нужна такая победа. Когда я соглашалась на спор, я не знала тебя. Я думала, что ты заносчивый и упрямый. И так все и было. Спор произошел в день доклада у Крокотухи, твои одногруппницы меня высмеяли, и во мне взыграла обида. Они были уверены, что мне никогда не выиграть. Ты казался недостижимой целью — популярный парнем, которому по силе влюбить в себя любую девчонку, и совсем меня не замечал. — Умка тихо добавляет: — И никогда бы не заметил, ты сам признался.
— А сейчас?
Она снова поднимает глаза.
— Я давно уже поняла, как ошиблась. Пыталась тебе рассказать, но всякий раз трусила. А потом… потом ты сказал, что не простишь.
— Я не врал, Катя.
Ее лицо словно обжигает пощечина, такая вина и страх отражаются в глазах.
— Я знаю.
— Но ты ждала меня.
— Да, — она кивает. — Я здесь, чтобы попросить прощения и сказать, что приду на Праздник. Я помню, как он важен для тебя и сколько сил ты в это вложил. В конце концов я сама тебя во все втянула и… и, если ты не передумал, я буду ждать. Но если не придешь — пойму. Тебе решать. А потом…
— Что потом?
— Уйду из университета и, наверно, уеду из города. В этом споре я проиграла себе сама.
Мы снова какое-то время молчим, пока она не произносит:
— Ты прав, Воробышек, есть вещи, которые простить нельзя. Извини меня, если сможешь.
Я долго стою и смотрю, как она уходит — худенькая Умка, с косой до талии и рюкзаком за плечами. Мне кажется, что сейчас, окликни я ее, она не услышит, настолько ушла в себя. Да я и сам не сразу уезжаю.
— 54 —
POV Катя
— Катюша, доченька, ну объясни нам с отцом: что происходит? Что с тобой? Последняя неделя — сплошные сюрпризы и один хлеще другого! Мы с папой уже ничего не понимаем.
С родителями сложнее всего. Я люблю их. Всю мою жизнь они были мне первыми друзьями. Я понимаю их беспокойство и знаю, что не могу оставить вопросы без ответа. Не тогда, когда они ходят вокруг меня кругами и встречают с тревогой в глазах. Тихо замирают на пороге комнаты, словно в дом пришел траур. Но сейчас внутри меня все так больно и остро, так натянуто и звенит из последних сил, грозя вот-вот рассыпаться, что душевных сил едва хватает удержать оболочку и попросить: