Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион

Шерфиг Ганс

— Конечно, — согласился директор полиции Окцитанус. — Однако если на утопленниках сверх того еще обнаружат более одной огнестрельной раны в голове, то этот случай попадет в статистику об убийствах.

— Да, если полиция проявит усердие.

— К несчастью, там, где труп Джонсона и Микаэля прибило к берегу, полиция чересчур усердна.

— То ведь нейтральная страна, — сказал министр юстиции. — Конечно, условия у них должны быть другими, чем у нас, где, как известно, играют роль кое-какие дополнительные обстоятельства. Но я все же буду надеяться, господин директор полиции, что и здесь,

в нашей стране, полиция не менее усердна.

— Полиция намерена в любое время выполнять свой долг, невзирая на лица! — решительно заявил Окцитанус.

— Вы говорите «намерена»? По-моему, вы хотели сказать «должна». Полиция должна выполнять свой долг — в тех рамках, которые диктуются нашим особым положением, интересами общего блага и нашими союзниками. Однако о том, что вы называете «невзирая на лица», разумеется, не может быть и речи. Следует учитывать насущные потребности общества. Я уже как-то говорил: «Надо найти отвечающее создавшейся обстановке решение, а потом уж можно будет подыскать и соответствующий параграф закона, чтоб защищать это решение!»

— Я имею в виду один определенный случай, — сказал Окцитанус, — где речь идет о родственнике одного…

Внезапно в темноте затрещал звонок.

— Что это, тревога?

ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ

— Не нервничайте! — успокоил его министр юстиции. — Это не сигнализация, а телефонный звонок. Вероятно, случилось что-нибудь из ряда вон выходящее, если телефон переключен сюда. Вообще-то из дома я по телефону не разговариваю даже с представителями прессы.

Он встал, включил свет и взял трубку.

— Алло! Ботус у телефона!

Видя, что директор полиции тоже встал и направился к двери, министр помахал ему рукой, приглашая вернуться, и сказал:

— Сидите же, у меня нет никаких тайн от директора полиции нашего государства!

Окцитанус взял номер «Журнала по вопросам коммунального устройства» и, делая вид, что с большим интересом рассматривает журнал, прислушивался к телефонному разговору. Было ясно, что министр говорит с весьма важной персоной. Он не решался сесть и несколько раз отвешивал почтительные поклоны в сторону телефонного аппарата. На лице Ботуса играла необычная для него улыбка.

— О нет! Никоим образом! — сладким голосом говорил он. — Всегда почту за удовольствие… Конечно… Полностью понимаю!.. Беата?.. Нет. Не имел счастья знать ни одной Беаты. Ах, вот как!.. Нет, не имел удовольствия… Охотно верю… Да, это несправедливо… Да, весьма прискорбно!.. Нет, нет. Это ни в коем случае не должно затронуть невиновных!.. Да, разумеется… Ах, это совершенно вне моей компетенции!.. Вряд ли я имею на это полномочия… Нет. Это дело государственного прокурора. Без сомнения, это будет особенно трудно сделать… По правде сказать, тут все зависит от судьи… Разумеется, это мы можем… Если пожелаете… Нет, никоим образом… Это лишь доставит мне удовольствие. Когда угодно… Конечно, я занят, но… Сделаю. В Токио? Далеко!.. Ну да, в наше время! Да, постараюсь. Это я должен благодарить… Да, верно… О, какие пустяки!.. Да… До свидания!

Окцитанус оставил журнал и посмотрел на министра. На желтых щеках Ботуса показалась даже слабая краска, а лицо

выражало почтительность, он чувствовал себя и польщенным и несколько раздосадованным.

— Извините, что прервал наш разговор, — сказал он директору полиции.

Окцитанус отложил «Журнал по вопросам коммунального устройства» и смотрел перед собой каким-то отсутствующим взглядом, словно чтение перенесло его душу в потусторонний мир.

— Очень странно! — задумчиво проговорил Ботус.

— Извините! Что такое?

Можно было подумать, что душа Окцитануса медленно возвращается в холодный кабинет министра юстиции.

— Странный телефонный разговор! — повторил министр юстиции. — К сожалению, я не могу сообщить вам, кто это был.

— Так кто же вам звонил? — спросил Окцитанус; он словно с трудом приходил в сознание и теперь вдруг припомнил, что был телефонный звонок.

— Какое все-таки странное предложение от такого человека! Очень странное!

— Вот как! — рассеянно пробормотал Окцитанус.

— Я охотно признаюсь вам, что это звонил директор одного из наших крупнейших национальных предприятий, человек, пользующийся мировой известностью. В настоящее время он проводит свободные ночи у фру Лэвквист.

— Лэвквист? Скорпион? Жена Кнуда Эрика Лэвквиста?

— Да, жена торговца овощами. Она, вероятно, не простая базарная торговка? Вы знаете ее?

— Нет. Я слышал, что она интересная.

— Вне всякого сомнения! Но я не представлял себе, что у нее такие знакомства. Да, вы понимаете, господин директор, я не могу даже вам назвать его имя!

— Понимаю, — сказал Окцитанус, который за долгие годы работы в полиции научился неплохо отгадывать.

— Он, по-видимому, в какой-то степени эпикуреец, — глубокомысленно изрек Ботус. — Но, как я часто говорил, не следует осуждать людей. Если судьба не послала тебе благословения, наделив хроническим катаром толстых кишок, то, по-видимому, очень трудно жить в согласии с теми требованиями этики и нравственных норм, которые я для себя установил.

Как бы в подтверждение этих слов директор полиции два раза чихнул. А министр юстиции продолжал:

— Вы сказали недавно, что следует разрешать стоящие перед полицией задачи, «невзирая на лица». Излишне говорить, что я, конечно, вполне с вами согласен; это относится также и к данному случаю, когда есть опасность, что фамилия Ботус будет запачкана разнузданной, падкой на сенсацию прессой, которая жива лишь глупостью и развратом толпы.

— Я понял так, что расследование но делу конторского служащего Торвальда Ботуса приостановлено по распоряжению министра…

— Расследование прекратил полицейский инспектор Александер. А, как вы знаете, я ведь был первым, кто потребовал расследования. Я всегда боролся против половинчатой честности и нечистоплотности, которые, к сожалению, часто встречаются в нашей общественной жизни наряду с безответственной практикой — действовать с черного хода или по протекции, что, как ни прискорбно, склонны делать некоторые из моих коллег и уважаемых товарищей по партии. Когда я понял, что мой племянник Торвальд имел личные расходы, которые превышали его заработок в качестве конторского служащего в «Государственной денежной лотерее»…