Бой на Калиновом мосту
Шрифт:
А он кушает, перед ним эти вещи горят, и огня не надо.
Села она к нему. А он заговорил по-англичански с ней и по-французски. Знает и по-турецки. И она с ним.
Ему уже пятнадцатый год.
— Где вы, — говорит, — достали такие вещи?
— В степях.
— А что, дорого?
— А поцелуй меня и бери.
Она сейчас же платком утерлась, взяла его за ушки, поцеловала и ушла.
Прислуге говорит:
— Вот глупый — миллионы за поцелуй отдал!
Тогда государь на третий день опять дал Ивану-царевичу сотню
Опять в степь его отправляет. Он уже плакать не стал, вышел за город, сказал:
— Где мой Сам-как-сам, Чудо Поганое?
А Сам-как-сам, Чудо Поганое, уже тут есть, в коляске приехал.
— Иван-царевич! Вот и я! — А своим пастухам сказал: — Кормите жеребят и поите! Чтобы гривы были заплетены и такого-то числа доставьте их сюда.
Взял он Ивана-царевича в коляску — ив свой дворец… (Да, да. Опять пастухов своих назначил, те пасут.)
Приезжает Иван-царевич к Чуду Поганому. Там его как родного брата встречают, что он папу сохранил. Вот Сам-как-сам, Чудо Поганое, и второй дочери говорит:
— Теперь вы его одевайте и омывайте и подарочек ему подарите.
(А большая дочь Ивану-царевичу ещё вороного коня подарила — с трехглавым змеем воевать. А средняя рыжего подарит.)
— Доченька, ухаживай за Иваном-царевичем! Одевай и омывай его?
Забавляли его, да. Разные музыки были. Скоро месяц прошел.
— На, — средняя дочь говорит, — камень бриллиантовый — того больше; полотенце — на! Лошадь бери рыжую. В левое ухо влезешь, в правое ухо вылезешь — будет тебе меч-кладенец и копье. А бриллиантовый камень за поцелуй отдай царской дочери.
Богатырь Сам-как-сам, Чудо Поганое, взял его в коляску, повез. Опять пастухи невидимые согнали лошадей Ивану-царевичу в конюшню. Тогда государь говорит:
— Ванюшка, Пономарев сынишка, мое кушанье будешь кушать. Хорошо отличаешься, животов [84] хорошо бережешь. Не совестно в коляску запрягать.
Иван-царевич опять хвастает конюху:
— Сегодня буду царскую дочь целовать!
— Молчи, дурак! Тебя расстреляют!
А он:
— Буду! — И больше ничего.
Опять вынимает бриллиантовый камень и полотенце развертывает. Тогда царская дочерь и говорит прислуге:
— Иди!
Та приходит на кухню, видит, Иван-царевич сидит и перед ним такие вещи.
— Где вы это достаете, Ванюшка, пономарев сынишка? — В степях, — говорит, — достаю!
— А сколько стоит? За сколько отдашь?
— Поцелуй — отдам!
— Нет, — говорит.
А царевна опять пришла, поцеловала.
— Какие миллионные вещи дает мне за пустяки, за поцелуй! — говорит.
Вот три дня погулял. Последнюю сотню жеребят государь дает.
— Если ты этих лошадей так выходишь, как тех, я тебя приставлю старшим конюхом.
Идет Иван-царевич в степь. А Сам-как-сам, Чудо Поганое, тут есть, в коляске приехал. Снова пастухам приказал жеребят пасти, а Ивана-царевича домой отвез. Малой
— Теперь последний месяц… Подарите, что надо…
Ну, прожил он этот месяц…
Стопили баньку, малая повела его. Подарила бриллиантовый камень больше тех и полотенце.
— И лошадь сивую дарю — будешь с девятиглавым змеем воевать. Таким богатырем станешь… В левое ухо влезь, в правое — вылезь. Меч-кладенец, копье, палица-булавица твои будут. Если тебе не в силу — папу помянешь. Папа поможет. Поможешь, папа?
— Помогу, помогу…
— А ты не признавайся до времени…
Опять отвез Ивана-царевича: пастухи лошадей загнали. Государь смотрел.
— Ты теперь — старший конюх. Хорошо лошадей уберег.
Вот Иван-царевич принял царские конюшни, записывает, а сам ничего не понимает — сколько лошадей было, сколько есть.
Раньше конюхов не пускали, бывало, в город помногу. А он всем говорит:
— Ступайте!
Те напьются, кричат. Все ему сходило… Сам смеется. Погулял неделю. Ему живется хорошо: все подчиняются. И… хлоп — приходит письмо этой царской дочери. Требует змей трехголовый на пожрание царскую дочерь.
Государь созвал своих богатырей и двусилков на защиту дочери. Богатыри собрались — и все отказались.
— Лучше, — говорят, — она погибнет, а не мы.
Собралась царевна прощаться со всеми и Ивана-царевича позвала.
А ему ещё младшая дочь Чуда Поганого говорила: «Когда подойдет к тебе царская дочерь, при государе толкни ее…» Он и толкнул. Царь увидел. Рассердился.
— В темницу его! — говорит.
Дочерь — в слезы.
— Прости ты его, он не нарочно! — говорит.
Но все равно его посадили под замок, а царскую дочерь повезли на Изморье.
А Иван-царевич вылез из темницы и говорит:
— Где моя лошадь вороная?
А лошадка бежит, земля дрожит. Как прибежала, так перед ним на колени стала. Он в левое ухо вошел — в правое вышел. Таким молодцом стал, что ни в сказке сказать, ни пером описать — богатырь! И вышел меч-кладенец, копье долгомерное и палица-булавица. Положил Иван-царевич на лошадь седельце черкасское. На двенадцать подпруг шелковых подтянул седло. Шелк не трется, а булат не гнется, а золото в грязи не ржавеет. А раз от разу конь сильнее — и он сильнее. И поехал Иван-царевич сражаться на Изморье. Едет мимо царевны. А она и говорит:
— Защитник мой милый! Дай мне копье. Я сама пойду с тобой помогать.
— Нет, — говорит, — не надо.
А сам думает: «Если мне не в силу, Сам-как-сам, Чудо Поганое, поможет».
[…] Стоит Иван-царевич на берегу, а царской дочери сказал:
— Беги дальше от берегу!
Море стало колыхаться, головы стали из воды подыматься.
Змей говорит:
Иван-царевич, ты, — говорит, — за царевну воюешь. Зачем тебе? Давай мириться!
— Не для того Иван-царевич пришел, чтобы мириться, а для того, чтобы с тобой биться!