Бой не вечен

Головачев Василий Васильевич

– Вы серьезно? – спросил наконец Петр Афанасьевич. – С кем именно?

– С Уильямом Гланцем. Завтра он прибывает в Москву.

Тимергалин осуждающе покачал головой.

– Молодой человек, вы играете с огнем.

Сергий мягко рассмеялся.

– Я молод только в этой жизни. Мои предки говорили: играя в игру под названием «жизнь», не выигрывай. А не выигрывая, не позволяй себя обыграть!

– Хороший завет, – кивнул Тигран. – Хотя мало кто ему следует, особенно в наше время, когда вокруг так много соблазнов.

– И все же человек не должен

быть участником, а тем более организатором игр, основанных на алчности, жажде победить всех и вся любой ценой, на стремлении овладеть всем миром и подчинить себе умы всех людей. А именно этим и занимаются слуги Отступника.

– Терпеть жестокое – жестоко? – понимающе усмехнулся Петр Афанасьевич.

– Именно так, сударь.

– Пожалуй, мы поможем вам, иерофант. Как говорится, долг платежом красен. Приходите к нам в любое время, мой дом будет для вас открыт.

Сергий встал, держа руку на сердце.

– Исполать вам, судари.

И исчез, породив легкое движение воздуха в комнате и оставив после себя два слегка изогнутых светящихся луча в виде латинской буквы V.

– Для иерофанта он слишком молод, – проворчал Тимергалин, разглядывая постепенно исчезающий символ власти волхвов, – и любит эффекты.

– Он сильнее всех магов, с какими я когда-либо встречался, – задумчиво отозвался Петр Афанасьевич. – Но внутри он не спокоен.

– Что заставило его создать Катарсис? Неужели Равновесие действительно поколеблено столь резко?

– Человека, обладающего памятью предков, видящего прошлое и будущее, способного достичь шестого, а то и седьмого уровня самореализации, могла принудить только Абсолютная Необходимость.

– Он… знает, что произойдет? Тогда он пророк.

– Сергий не пророк. Возможно, он…

– Кто?

– Будущий мессия. Мы должны помочь ему.

– Но это… опасно.

Тигран с насмешливым укором посмотрел на ученика, и тот отвел мрачновато-сосредоточенный взгляд.

День Земли

КРУТОВ

Всю ночь он промаялся в хате, не находя себе места от тревоги и безысходности, кружа по светлице, как зверь в клетке, и прокручивая в голове картины неволи Елизаветы. Дважды он пытался связаться с ней по «парапсихологическому мостику», выходя на уровень веры в свои возможности, дважды имел слабенький, как взмах крыльев бабочки, контакт с женой – нечто вроде жалобного мычания сквозь повязку на губах, понял, что Лиза находится под какой-то мощной колдовской «крышей», но определить точные координаты ее местонахождения не смог. Не хватало умения и опыта. Ему оставалось только надеяться на Георгия и на помощь других служб Катарсиса, не бросающих своих работников в беде. Но ждать было невыносимо тяжко, в горнице еще не выветрился запах поминальных свеч и елового лапника, Егору все время грезились шаги бабы Аксиньи и говорок деда Осипа, и он кружил и кружил по комнате, в бессильной оглушающей ненависти сжимая кулаки и твердя, как молитву, всего одну фразу:

«И аз воздам!.. И аз воздам!.. И аз воздам!..»

В Москву поехал Георгий со своей группой поддержки, повез Мережковского, хотя поначалу Крутов рассчитывал отправиться вместе с ними. Но как только они выбрались на шоссе Брянск – Рославль, Егору позвонил начальник «семерки» и велел возвращаться в Ковали и ждать.

Крутов попробовал возмутиться, потом уговорить Фоменко дать ему шанс освободить жену и получил суровую отповедь, из которой следовало, что он с Георгием уже наломал дров и теперь надо восстанавливать нарушенное развитие Замысла, рассчитанного кроме решения высших приоритетных задач и на тихое вызволение Елизаветы.

– Возвращайся, – посоветовал Георгий, когда они остановились у обочины шоссе на первом же километре после развилки на Брянск. – Я предупреждал, что мы вляпаемся со своей инициативой, и мы вляпались. Теперь придется расхлебывать.

– Я не знал, что Лизу увезут в Москву, – угрюмо проговорил нахохлившийся на переднем сиденье Крутов.

– Я тоже. Надо было ждать сообщений разведчиков, а не лезть на рожон самим.

– Как он узнал о наших действиях?

– Катарсис – хорошо сбалансированная и взаимосвязанная система, – пожал плечами Георгий. – Порой я сам поражаюсь осведомленности начальства о моих делах. Возвращайся и жди, я тебе позвоню. Кстати, побеспокойся об алиби. Остановись у родственников, пусть подтвердят, что ты всю ночь провел у них.

– Вряд ли пьяные собутыльники Мокшиных могли запомнить нас.

– Борис хоть и был пьян, но вполне мог тебя опознать. Жди гостей из милиции. Мою машину оставь в Фошне, я потом заберу.

Георгий пожал руку Крутова, пересел в машину Сержа, которая везла начальника СТОКК, и Крутов остался один. Посидев с минуту в оцепенении – сердце рвалось вслед за уехавшими в Москву, – он развернул «Ладу» и поехал назад…

В шесть утра раздался первый звонок.

Егор жадно схватил мобильный телефон.

– Мы на месте, но не в Москве – в Юрьеве, – раздался в трубке голос Георгия. – Клиент созрел и раскололся, в связи с чем дело осложнилось. Лиза находится в руках конунга Ивана Авогеина, твоего «крестника». Зело зол на тебя черный маг за твой удар во время боя в приемной Тиграна. А где живет конунг, не знает никто, в том числе Мережковский. Будем искать. Жди сообщений.

– Да не могу я ждать! – чуть не заорал Крутов и перешел на сдавленный шепот: – Дай слово, что, как только узнаешь, где Лиза, позвонишь!

– Хорошо, – после паузы сказал Георгий. – Только не решай с кондачка, торопиться в таком деле нельзя.

Крутов выключил телефон, сделал еще несколько кругов по комнате и принял решение ехать в Москву. Руководители Катарсиса должны были понимать, что Лиза – не просто жена Витязя, а берегиня, попавшая в беду, и что теперь спасти ее может только сам Витязь. Если же ему не разрешат предпринимать самостоятельные шаги для ее освобождения, он имеет право уйти из Катарсиса. Лиза ему дороже любых философий и идеалов…